Однако Зорич весьма радужно встретил гостя: от всей души привичал! Чем мог, потчевал, располагал и не стал навязываться с расспросами: держался чужаком, словно черная кошка пробежала меж ними. И если бы нутро Радимыча не маялось скарежными мыслишками, то он заметил бы, как взволновался Зорич, встретив брата! Радимич не придал значения тому, как изредка протирал глаза Зорич, якобы от засорения, да периодически выскакивал из горницы, якобы по спешным делам…
«А коли и впрямь се не родня?! – терзался Радимич. – Не могет двоюродный братец прозябать в такой нищете!»
Всякий раз, коль дело касалось причины приезда, богач уходил от разговора, ерзался, юлил… Одним словом, Радимич не открылся хозяину нищенского поместья о цели приезда, намереваясь прежде выведать обстановку.
Пожив у Зорича неделю, из откровенных признаний работников брата, все же выяснил богач, что батюшка Радимича поступил непорядочно со своим кровинушкой, родным братом, присвоив себе хитростью все наследство. Не подозревал богатый молодец, что родной дядя и двоюродный брат «остались с носом»!
Вот незадача! Всколыхнулся тут Радимич: вдруг братец теперь предъявит права!? Ну, дела… И кусок в горле застрял… Размаявшись скупостью, богач отказался даже от лакомого угощенья… А ну как затребует братец лучшую долю? Как же лишиться половины вотчины? А то и больше захочет брат отхватить, посчитав годовые убытки!!
Скаредное чувство жадности подступило к сердцу Радимича и зашевелилось гадкой змеей, нашептывая не разбазаривать добро! И он поддался «нашептыванию» гадючки…
Вдруг заторопившись, богач притворился случайным путником, ехавшим по своим делам, да заплутавшим. Скомкав гостевание, Радимич ринулся собираться…
Однако брат щедро, не ведомо, из каких запасов, снарядил его в дорогу. Распрощались сухо, ибо богач стал проявлять усердие к сборам, раздраженно накидываясь на своих ратников. И только когда отмахали версту, Радимич вроде немного успокоился, но не надолго.
Обратный путь Радимич не приспнул ни на кроху! Таких терзаний ему еще не доводилось испытывать! Проваливаясь в короткий сон, сердце ликующей птицей устремлялось к кровинушке, а скупость ледяной ручищей разворачивала вспять. Пробуждался в поту.
По чести сказать, совесть требовала восстановления справедливости, а внутренний голосок лилейно убеждал, что ему-де не известны дела родного батюшки и дяди! «Он де законно пользуется добром, живет, никого не обманывая… С какой стати, честно приняв вотчину, он должен лишаться половины?!» – сухо твердил Радимич сам себе. Но совесть мучила и терзала до тошноты… С тем прибыл в богатую, ухоженную, жирную вотчину.