Я не мог уснуть практически до четырех утра, мучаясь от мыслей, воспоминаний и страшных догадок. Пытаясь успокоить себя, в один момент просто вырубился.
Сегодня я уже сидел в своей кабинке и ждал, посетителей, чтобы замолить их грехи: измены, ложь, убийства… В общем, полный спектр всего дерьма, что показывают по телевизору.
За целый день никто не подошел, и я сидел, как безвольный овощ в земле без возможности выбраться и противостоять тому, что происходит вокруг. От этого я продолжал пожирать себя мыслями и не мог отвлечься.
Ближе к десяти, ко мне подошел отец Альберт – главный хранитель религии, тайн и правил нашего храма, а, также, самый уродливый человек, которого я встречал в своей жизни. Он похож на пороховую бочку – такой же толстый и готовый в любой момент взорваться от переполняющей его изнутри желчи. Отец всегда ходил в черном балахоне, а пахло от него пóтом и перегаром. Его левый глаз был почти закрыт и посажен выше, чем правый. Чем его так потрепала жизнь – я не знаю, но это было очень жалкое зрелище.
– Маркус, – громко и утвердительно сказал он, – тебе придется сегодня задержаться до 12. Смотри, чтоб все было в порядке.
Я промолчал. Отец Альберт вышел из храма, ворча себе под нос:
– И как я принял его на работу?! Храни, Господь, убогого…
– Вот ведь сукин сын! – прокричал я, вслед услышав, как за ним захлопнулась дверь.
Это немного взбодрило меня, и агрессия отвлекла от мыслей.
Примерно через пол часа ворота храма распахнулись. Я присел на стул, захлопнул решетку в кабинке и тут же ко мне вошла девушка лет тридцати. В полутьме я не разглядел ее. Прихожанка начала говорить:
– Отец, я согрешила. Мне очень нужно излить душу, а то я начну ненавидеть себя еще больше.
– Как мне это знакомо, – прошептал я про себя.
Она продолжила:
– Мой муж… Я… я очень его люблю. У нас трое прекрасных детей, но… я такая тварь. Мне нет прощения! Я… Просто, он очень много работает, и-и… Мне так одиноко порой. А тут появился он – такой сексуальный и раскрепощенный. И-и, в общем, я переспала с ним.
Я услышал, как девушка, всхлипывая, начала давиться слезами. Она искренне сожалела о содеянном. В ее словах было слышно, как она раскаивается.