Тенмар взглядом указал Вальдену на мальчишку. Жан чуть заметно кивнул.
Корнет - бледнее мела. А Ревинтер вот-вот в обморок грохнется.
– Капитан Николс, вы за старшего! – резко бросил ему Анри, чтобы встряхнуть.
Помогло бы – будь Роджер Ревинтер настоящим военным. А так – лишь привычно вздрогнул. И потерянно кивнул.
Поппей Август выделил для Тенмара место справа от себя. Увы, отсюда отлично видно не только толпу, арену, помост с эвитанцами и помост с Олафом.
Еще и самого генерала. Облизнувшего губы, когда юного смертника подтащили к столбу. Рывком сорвали тунику, прикрутили. Подступил мясник с кнутом…
В уголках губ Кровавого Пса показалась слюна. Анри от отвращения чуть не передернуло.
Вальден что-то втолковывает Сержу. Тот явно не слышит. Или не слушает.
А «оставленный за старшего» Роджер изображает статую. Даже не бледную, а мраморно-серую.
Чтобы не смотреть на арену и генерала, Тенмар перевел взгляд на Олафа. Тот хоть красоток из толпы выглядывает, а не казнью любуется.
– Хороша! – протянул Поппей. – Но глупа. Женщины - как цветы. Красивы и недолговечны…
Змеев садист уже сообщницу жертвы разглядывает, чтоб ему!
Третий помост оцеплен стражей. Закутаны в одинаково белые покрывала жрицы-виргинки. В их кругу дрожит приговоренная грешница.
Ее зовут Юлией. Невысокая, хрупкая, совсем юная. Столько же было в ту безумную весну Ирии Таррент.
Но Ири – львица. А Юлия кажется ланью - до безумия перепуганной.
Белая туника, распущенные золотистые волосы, бледное личико. Ни платка, ни покрывала. Их не полагается отвергнувшей церковный закон преступнице. Сегодня в последний раз видевшей восход солнца…
На заплаканном лице - огромные, отчаявшиеся глаза. Плачущая женщина редко бывает красивой. Но это не о Юлии.
Более чем ясно, почему приговоренный рискнул жизнью. Ради таких глаз…
Но вот зачем – еще и ее жизнью?
Что-то здесь не так! И это «что-то» пронзительно жжет рассудок. Не хуже свиста кнута на арене. И сладострастного воя озверевшей толпы…
Понятно, почему Юлия не смотрит на арену. Если там убивают ее любимого…
Девушка - вовсе не хладнокровна. Она плачет, бросает отчаянные взгляды на ложи с патрициями. Безмолвно молит о пощаде.
Нашла кого просить, девочка…
Она плачет, но не вздрагивает при свисте кнута. Самого Анри прожигало бы до костей - умирай сейчас на арене дорогой ему человек.