Он тащит меня через забитый людьми танцпол и просторный холл, ногой открывает оклеенную афишами дверь, и по-осеннему холодная изморось бьет по разгоряченным щекам. Легкое платье, не рассчитанное на ночные прогулки, мгновенно липнет к мокрой спине, по коже пробегает озноб.
— Что случилось? — Харм встревоженно вглядывается в мое лицо. — Набить кому-нибудь морду?
Он стягивает худи, укрывает им мои голые плечи, и его тепло, сохраненное плотной тканью, покалывает кожу, словно электрический ток.
Довольно улыбаюсь, настроение вмиг возносится к черным небесам.
— Нет, что ты! Не надо мордобоя. Просто тут очень скучно. Все такие тщеславные, фальшивые и тупые! — Я икаю и вворачиваю пару крепких эпитетов. — А я пришла сюда, чтобы веселиться!
Завороженно смотрю на Харма, и в его потемневших глазах вспыхивает уже знакомый дьявольский огонек.
— Ну так пошли! — Он достает из кармана маленький сверток, выдавливает на ладонь розоватую таблетку и закидывает в рот. — Повеселимся так, что чертям станет тошно.
Теплая рука ложится на талию, и пульс разгоняется до запредельных скоростей. В обнимку мы возвращаемся в адское нутро клуба. Я пьяна, готова идти за Хармом хоть на край света и нисколько не удивляюсь, когда он, расталкивая танцующих, направляется к столикам, притаившимся вдоль стен.
Быстрая композиция сменяется неспешным тягучим регги, толпа вокруг разделяется на парочки.
— Потанцуем? — Харм смахивает с крайнего столика табличку «Зарезервировано», ловко запрыгивает на него и помогает мне взобраться на ограниченное пространство столешницы. В ужасе оглядываюсь: к нам бежит разъяренный охранник.
— Нас сейчас вышвырнут! — кричу, но Харм ухмыляется, хватает меня за локти, притягивает к себе и крепко-крепко обнимает. В венах вскипает адреналин, ритм регги вступает в резонанс с ударами сердца, я задыхаюсь от восторга и ужаса.
Охранник просит нас слезть и немедленно покинуть помещение, Харм шарит в кармане джинсов и сует ему смятые оранжевые купюры: одну, вторую, третью... Сумма, непозволительная для бедного сироты, зато охранник тут же становится лояльным.
Происходящее порождает тысячу вопросов, но я ни о чем не спрашиваю — прижимаюсь к Харму, чувствую тяжесть рук на талии, следую за его движениями и вливаюсь в плавное звучание песни.
Уют и покой. Свобода и юность. Космос и вечность. И безграничное счастье. Я вцепилась в них изо всех сил и крепко держу.