Тогда я бы точно не связалась с Артемом и после пар бежала на свидание к другому: к тому, кто действительно волнует и интересен. К тому, кто свободен от условностей и предрассудков. К тому, кого люблю...
Сердце колотится как сумасшедшее — я фантазирую о возможности вырваться на свободу и рыцаре, который спасет меня от моей же семьи. У него зеленые глаза.
Горько усмехаюсь и отхожу от зеркала.
Какая глупость... Счастье с нищим мальчишкой возможно только в дешевых романах.
Закат за окнами угасает, красные квадраты на стенах и полу поглощает неотвратимо наползающая из углов темнота, сверчок заводит в саду свою монотонную трель, загораются первые звезды. Становится до тошноты тоскливо.
Папа вернется не раньше завтрашнего вечера, домработница взяла выходной.
Катя, похоже, с головой нырнула в новые отношения — не пишет и не звонит. Естественно, и этот роман не продлится дольше недели, но в состоянии влюбленности она забивает на все и вся, и уж тем более на меня.
Слоняюсь по пустому мертвому дому, заглядываю в холодные гулкие помещения гостевых и спален и, судорожно нашарив на стенах выключатели, зажигаю голубоватый яркий свет. Но он не развеивает тоску. Хочется кричать.
Мне срочно нужен рядом кто-то живой, иначе поедет крыша.
Сбегаю в свою комнату, расчесываю пятерней волосы, собираю их на затылке в небрежный пучок, но больше не утруждаюсь — не замазываю круги под глазами и не наношу макияж. Влезаю в скинни, кеды и серую толстовку, закрываю за собой тяжеленную дверь и вываливаюсь в душные сумерки.
Отец не приветствует мои поздние отлучки: официально разрешается бывать только у Кати — дочери ректора престижного вуза, где мы с ней, собственно, и учимся, но после смерти мамы он и сам не может подолгу находиться в одиночестве в нашем «фамильном гнезде».
Ловлю такси и еду до Центра, долго брожу по главной площади города, смотрю на розовые облака и бледную луну, памятники, фонтаны, елки и счастливые парочки, проходящие мимо.
Стараниями моего отца в нашем городе красиво. Мрачно и красиво, как на кладбище.
В свете фонарей трепещут призрачно-зеленые листья, вместе с их шумом ветер приносит гудки машин и обрывок песни: «Я живая одинокая клетка. В четырех стенах другой, бетонной. Проводами телефонных линий связана, отгорожена рамой оконной...»