— Да… я люблю, чтобы все проветривалось.
— Я тоже, — опускаю взгляд на ее ноги. И тут мне, как ножом по сердцу. Коленки… ее охрененные коленки разбиты! Аж дрожь по телу, от такой картинки.
— А что у тебя с коленками?
— Упала.
— Когда меня везла?!
— Нет, когда бегала. Да ничего страшного. А вот вам, кстати, надо обработать лицо.
— А что у меня с лицом?!
— Да тоже ничего страшного. Так, ссадины небольшие.
— Ясно, — еле-еле встаю со скамейки и меня тут же хватает за руку Василиса.
— Вы куда?
— Мне отлить надо. Можно?
— Да, конечно.
Оглядываюсь по сторонам — кругом кусты, зелень. Хрен тут разберешься в темноте. Но, в принципе, пофиг.
— Подождите, — окрикивает меня Василиса, как только я хватаюсь на ремень джинсов.
— Что?
— На землянику не надо. А вообще… вы лекарства какие-нибудь принимаете? Просто если не очень хорошие, они попадут в почву и могут сказаться на растении не самым лучшим образом, — кто из нас более ебанутый? Я или она? Оба — шепчет мне внутренний голос.
— Ничего не принимаю, Василиса Петровна.
— Ну, тогда можно. Правда, концентрированной уриной нельзя поливать растения, ее надо разводить с водой. А в прочем…, — видимо, узрев мою мину, Василиса решила заткнуться.
— Ты дашь мне облегчиться?
— Да, конечно. Извините. Только знаете что, давайте все же не здесь. У меня розы увядают, а мне как раз женщина в автобусе посоветовала их мочой полить. Они вот здесь, — указывает рукой. — Сможете пройти пару шагов.
— Даже три. Мне как, розочки все окропить?
— Не надо кропить. Вы что?! Под корень. Только не прям под самый, чтобы не сломать. А рядом. Рядом, Петр Васильевич.
— Чего-нибудь еще изволите, Василиса Петровна?
— Нет, спасибо. О, а вот и скорая, судя по звукам. Все, все не отвлекаю. Ухожу.
***
Какой чудесный день… Нет, вечер. Снова нет, уже ночь. Предложенные мною бабки, дабы поскорее приняли в плохо пахнущем приемном покое — не помогли. Вот это прям нежданчик века. Одно радует — рядом Василиска. Но морда моя огорчает. Шнобель поцарапан. Как, сука, это могло получиться? Василиса меня что мордой о землю била, причитая при этом, какой я мудак?
— Как вы себя чувствуете?
— Нормалек. Не боись.
— А мне-то чего бояться?
— Да вообще ничего, — взгляд как-то сам собой опускается на ее колени. Мне бы устроить ей хотя бы словесную разборку, а не могу, смотря на ее ссадины. И все же, зачем было пинать меня ногами и возить мордой по земле?