До китайского квартала добрался без приключений. Погода
замечательная, солнышко светит, птички поют… Девчонки в коротких
юбочках изредка попадаются. В общем, обстановка способствует тому,
чтобы расслабленно наслаждаться жизнью.
Тот момент, что я вступаю на территорию Чайна-тауна,
прочувствовал очень остро. Обстановка разительно изменилась, стоило
мне только пройти между двумя деревянными столбами в виде стоящих
на хвостах драконов, ярко раскрашенных и выглядящих даже слегка
устрашающе. Между ними вверху полоскалось широкое алое
полотнище.
На таких перетяжках до перестройки писали всякие идеологически
выдержанные лозунги, типа «Мир, труд, май», или, скажем,
«Коммунизма не избежать»1. На этом, правда, было начертано только
несколько больших иероглифов, похожих на причудливых золотых
пауков.
Да, здесь, среди зданий с плавно изгибающимися кровельными
балками и узких улочек, поперёк которых висели гирлянды бумажных
фонариков, можно почувствовать неповторимую атмосферу Поднебесной.
Стоило только оказаться в Чайна-тауне, как меня аж накрыло
ментальной волной ностальгии, которая расходилась от души даоса,
оказавшегося сейчас почти дома.
У меня же с непривычки даже голова немного заболела от гвалта
многочисленных китайцев, которые вовсю занимались тут своими
китайскими делами и от пестроты их одежд. Вообще-то очень
предприимчивый народ. Я и десяти метров пройти не успел, как мне
уже попытались продать какие-то аппетитно пахнущие пирожки.
Было уже почти поддался на гипнотически звучащие уговоры
китаянки преклонных лет, лицо которой напоминало печёное яблоко. Но
тут мой внутренний даос подал голос:
— Не ешь это…
— Почему? — поинтересовался я, уже опуская руку в карман за
мелочью.
— Козлёночком станешь, — доходчиво объяснил мой внутренний
китаец.
Его аргументация показалась мне убедительной. Вдобавок ко всему
моя рука, по инерции ещё тянувшаяся за мелочью, вдруг натолкнулась
на ещё одну руку, которая уже почти погрузилась в мой карман. Я
попытался ухватить тоненькое запястье, но в это же самое мгновение
по моим ушам хлестнул пронзительный детский визг. Децибел сто
тридцать, не меньше– я аж вздрогнул. И пока я в замешательстве тряс
головой в надежде привести свой слух в порядок, детская ручка
каким-то хитрым движением вывернулась из моих ещё не успевших
толком сомкнуться пальцев.