Виктор моргнул, и я поспешила исправиться:
— Отнеслась к нему как к пустому месту. Большего он не
заслуживал.
— А может, все-таки молоток был? Евгений Петрович тоже говорил,
будто вы его из рук не выпускаете.
— Молоток действительно был у меня в руках: я сколачивала ящик
для компоста.
Брови Виктора взлетели на лоб, и я добавила:
— Вы можете верить мне, можете нет. Можете действительно
считать, будто я сошла с ума, — дело ваше. Но дом этот — мой, и
Ивана в нем я терпеть не стану. Спокойной ночи. Марья вас проводит,
а Дуня принесет воды умыться перед сном. На завтрак…
В дверь постучали. Виктор вскинулся.
— Вы кого-то ждете?
— Да, — не стала скрывать я, выходя из комнаты.
Виктор, хоть его и не просили, двинулся за мной.
Параноик ревнивый! Кажется, я поторопилась, решив, что просто
буду заниматься своими делами. Как ими заниматься, если он везде
свой нос сует?
— Вы собираетесь осмотреть теплицу, как хотели? — захлопала
ресницами я, сама не зная, зачем даю ему возможность сохранить
лицо. Наверное, чтобы не закатывать скандал, который можно было бы
истолковать как признак сумасшествия.
— Не собираюсь. И не собирался, я не следопыт. Спросил просто
чтобы посмотреть на вашу реакцию и сделать выводы. Если бы ваша
версия была ложью, вы побоялись бы разоблачения и нашли предлог
отказать. Вы не колебались ни мгновения.
С улицы донеслись мужские голоса. Лицо Виктора стало
непроницаемым, я мысленно хихикнула. Ага-ага, не иначе как бордель
тут устроила, тем и промышляю, потому и без мужа не тоскую.
Марья уже торопилась от кухни, но мне было ближе. Мотя подскочил
к двери, потянулся, будто точа об нее когти.
Занятно, как спокойно я воспринимаю явно чересчур умного кота.
Как будто так и надо, чтобы домашний котик предупреждал о дурных
намерениях гостей, которых мы оба впервые видим, и воровал
медицинские инструменты. Наверное, просто психика защищается от
слишком большого количества потрясений.
Но, судя по его поведению, эти гости — именно те, кого я
жду.
За дверью в самом деле обнаружились полдюжины парней. По росту
да фигуре смотреть — вполне уже взрослые, по лицу и жиденьким
бороденкам — лет шестнадцать. Поклонились все шестеро, первым
заговорил один, тот, что стоял ближе всех.
— Здоровья вам, барыня, и вам, барин. Староста, дядька Никифор,
говорил, вам сторожа нужны, за кормежку. Я Михайло, за старшего
буду.