Машет нам рукой и старается на солнышке скорее просушить волосы. Марик вспоминает, что у него в морозилке уже несколько дней лежит мороженое. Отковыриваем его из груды льда. Одно он протягивает ей, второе мы делим с ним пополам.
Девчонка с детским наслаждением жмурится, облизывая ванильный шарик языком.
— Кузёнок, — снова коверкает Марик только что придуманное ей прозвище. Она ему улыбается и еще раз облизывает мороженое. — Не делай так при взрослых дяденьках. У них мысли, знаешь, какие пошлые сразу? У-у-у. Тебе лучше не знать.
4. Глава 4
Домовенок
У меня больше нет имени? Он упрямо не желает им меня называть. Пусть так, лишь бы не прогнал. Я согласна быть кем угодно: домовенком, Кузей, Марусей, Глашей. Только бы была крыша над головой и хоть какая-то еда.
Лучше жить здесь и убирать за ними, чем бродяжничать и просить копеечку на хлеб у прохожих. У меня ничего не осталось. Ни семьи, ни дома, ни документов. Только воспоминания и еще не зажившие в некоторых местах синяки от побоев вечно пьяного отчима. Когда в один миг прекратились и они, а через несколько дней я оказалась на улице в том, что успела на себя одеть среди ночи, мой мир окончательно рухнул. Я не понимала, куда идти, что делать и как жить дальше.
Паника, леденящий ужас… Соседи, пряча глаза, виновато крутили головами и отказывались помочь. Друзья? Оказывается, я давно их всех растеряла.
Помню, как меня захлестнуло отчаянием и, захлебываясь слезами, я пошла к реке. Зашла в нее уже по пояс, но маленькая рыбка, укусившая меня за ногу, привела в чувства, и я как ошпаренная выскочила на берег. Долго сушилась у костра, ревела до утра, а потом решила, что надо попробовать начать все с нуля. В городе наверняка найдется для меня работа.
Наивная… Девочку в огромных зимних мужских ботинках в июне и в растянутой футболке никто не хотел брать на попутку. Я шла пешком. Очень долго шла. Уходила в сторону от дороги, искала воду, собирала какие-то ягоды и снова возвращалась. На заправках меня пару раз угостили. Дали с собой еды и воды, но подвезти опять никто не взялся.
Только последние двадцать километров удалось проехать в пыльном грузовике. Но я и сама к тому времени выглядела как пыльный мешок.
Но и тут мне оказались не рады.
Город не захотел принять девочку-бомжа. Зато я научилась прятаться на крышах и в подвалах. Научилась просить у людей еду и превратилась вот в это. В зеркало на себя смотреть страшно. Лицо давно осунулось, одни глаза и скулы теперь. Ни груди, ни попы. Ребра, переходящие в тонкую талию. Блеклые светлые волосы и постоянные кошмары, с которыми я уже успела свыкнуться.