Пока же дерево радовало зеленью и укрывало домик своей тенью. Качели Ару нравилось раскачивать ветром: стоя напротив, он управлял потоками воздуха, и Элге неизменно удивлялась столь мастерскому, тонкому владению этой капризной стихией. Послушный воле мага, воздух приводил в движение и саму конструкцию, и игриво задирал подол лёгкого летнего платья, и играл с длинными огненными локонами, перехваченными лентой, и надёжно держал, не позволяя верёвкам выскользнуть из рук. И ещё оставлял на смеющемся девичьем лице невесомые прохладные поцелуи, а потом, подчиняясь команде Ара, упруго подбрасывал Элге, плавно перемещая по воздуху прямиком в его раскрытые объятия.
Несмотря на её лучистый открытый взгляд, маг всё же старался оставлять обезображенную половину лица в тени, поворачивался к ней преимущественно левой стороной. Старые шрамы на теле зажили почти без следа, и перестали беспокоить. Утверждать это со всей уверенностью Ар пока опасался, поскольку всего единожды отказал недавно добравшемуся до лесного убежища просителю. В первый же день он привычно ожидал отката, но время шло, и его не беспокоила боль, и на искривлённых губах появилась неуверенная улыбка. А Элге, ничуть не стесняясь, целовала каждый из тоненьких белёсых ниточек, оставшихся росчерками на его теле, и что именно запустило процесс исцеления, они так и не поняли, но ничуть не возражали. О былой седине напоминанием осталась белая прядь надо лбом, оставшаяся масса волос вернулась к своему цвету, каштановому, с живыми рыжеватыми бликами. Если не считать повреждённой кожи на лице, можно было сказать, что маг стал выглядеть моложе и свежее, хотя так и хранил свой возраст в секрете.
Им хорошо молчалось вместе, ни следа от недавнего дискомфорта и неловкости не осталось. И уютно беседовалось – обо всём на свете. Нелюдимый и неразговорчивый при желании мог быть прекрасным собеседником, особенно теперь, при возвращении человеческого голоса. Только тему своей семьи маг старался обходить стороной, ограничиваясь крохами, крупицами сведений. Элге удалось узнать, что братьев, о которых он упоминал в своём страшном рассказе, у отшельника двое, то есть было двое, младшего забрала Пропасть. Среднего удалось спасти. В прошлое упоминание девушка удержалась от неосторожных вопросов и подавила возмущение: кто-то из семьи выжил, но от старшего брата, попавшего в такую ловушку – отвернулся? Что же за семья такая! Родной отец кладёт на жертвенный алтарь, рассчитывая осуществить ужасающе смелые мечты о бессмертии. Элге не понимала, как это так: заводить детей, чтобы раз в полвека отдавать одного из них смертельному туману. Не ради спасения мира, а только ради себя. Всё это, не сумев подавить новый виток возмущения и обиды за этого сильного человека, девушка высказала Ару.