— Именно. Мы с вами разработаем целый план. Что и когда он
должен им сообщать. Какие документы «случайно» показывать. А
параллельно будем готовить сюрпризы, — он сделал многозначительную
паузу.
— Параллельно готовим разоблачительные материалы для прессы, —
закончил я. — Когда придет время, ударим по всем направлениям.
— Вы схватываете на лету, Леонид Иванович, — одобрительно кивнул
Мышкин. — Только для этого нужны деньги. Серьезные деньги.
Газетчики нынче дорого берут за правильные статьи.
Я мрачно усмехнулся:
— Будут деньги. У меня еще остались кое-какие семейные ценности.
Завтра же займусь этим вопросом.
«Форд» остановился у перекрестка. Где-то вдалеке прогудел
паровоз.
— Вот здесь я выйду, — Мышкин взялся за ручку двери. — Завтра
обсудим детали.
Он растворился в темноте, только на мгновение мелькнул силуэт в
кожаном пальто. Карпов тронул машину и поехал обратно на завод.
Я откинулся на спинку сиденья, перебирая в уме варианты. Значит,
Кузьмин... Что ж, пришло время учиться играть чужими фигурами.
Проснулся я от бодрого заводского гудка. В кабинете промозгло.
Камин давно погас, только серая зола напоминала о вчерашнем огне.
На столе громоздились папки с чертежами и недопитая чашка кофе.
Вчера я работал допоздна и остался ночевать на заводе.
Старинные часы на стене показывали начало девятого. За окном уже
кипела заводская жизнь, грохотали вагонетки, доносился лязг металла
из мартеновского цеха.
Умывшись ледяной водой из графина, я достал из сейфа небольшой
сверток в вощеной бумаге. Семейные драгоценности, последний резерв,
который берег для самого черного дня. Что ж, видимо, этот день
настал.
Позавтракав и отдав распоряжения Головачеву и Протасову, я
отправился добывать деньги.
Пономарев жил в бывшем собственном доме на Маросейке, который
теперь числился как «жилтоварищество». Большую часть особняка
занимали новые жильцы, но антиквару удалось сохранить за собой
четыре комнаты в бельэтаже, где он и вел свои негласные дела.
Массивная дверь с облупившейся краской открылась после третьего
звонка. Седой швейцар, переименованный теперь в «дежурного по
подъезду», впустил меня в полутемную прихожую. Потертая ковровая
дорожка заглушала шаги.
В гостиной, превращенной в кабинет для оценки ценностей, еще
сохранились следы прежней роскоши. Тяжелые портьеры, правда, уже с
заметной молью по краям, темные обои с едва различимым узором,
потускневшая бронзовая люстра.