— Остановить все обозы и поезда! Взять двойные, нет, тройные
платы за проход. И Никифора все равно ко мне требуй, — после
некоторого размышления, сказал Иван Ростиславович.
Боромир не стал противиться. Он очень хорошо знал своего князя.
Перечить Ивану Берладнику, когда у него такие алчные глаза, когда
такая решительность на лице — это попасть под удар, причем, без
шанса что-либо изменить. Так что, поклонившись, Боромир пошел
прочь, лихорадочно проводя расчеты по соотношению сил княжества и
войска Братства.
Боромир даже ощутил не то, что дискомфорт, а осязаемую боль, что
приходится думать о боевых действиях против бывших соратников. Но,
если Иван Ростиславович все же будет настаивать на повышенных
сборах за проход или на других способах ограблениякаравана
Братства, ситуация накалится.
Одна надежда была на то, что Никифор, которого оставляли в
Братстве для шпионской деятельности, сможет способствовать мирному
исходу.
«Ну поделятся братья, чего же с того? В конце-концов за все то,
что было сделано князем и да и мной, нужно заплатить» — думал
Боромир, ища оправдания, по сути, разбою.
* * *
Вот, еду во Владимир, а такое ощущение, что добровольно иду на
казнь. И ситуация вроде бы не такая уж печальная должна быть, но не
покидает чувство, что Ростислав Юрьевич начнет действовать, как
говорили в будущем «по беспределу».
Через два дня после того, как делегация Ефросиньи Полоцкой
отправилась вначале в Ростов, в резиденцию епископа Ануфрия, откуда
они вместе должны были ехать увещевать нового владимирского князя,
приехал за мной черный вороной. Кони гридней Ростислава,
действительно, были вороными, так что прибыл за мной «воронок»,
чтобы везти в застенки, как врага народа. Такие ассоциации были
тогда, не оставляют они меня и сейчас.
Конечно же, я мог бы послать к лешему всех этих гридней старшего
сына Юрия Долгорукого. Но я выбрал вариант поехать в пасть к тигру.
И это не сумасшествие, это результат работы двух лет, анализ
обстановки и выбор варианта развития событий относительно
бескровных. И не только вероятность некоторой операции, которая уже
началась, повлияла на принятие решений.
Я не представлял себе вариант, при котором меня арестуют или,
сразу же по приезду во Владимир, убьют. Ефросинья давала мне
гарантии, что этого не случится, если, конечно, Ростислав
Владимирский еще подчиняется русскому митрополиту. Разве может быть
иначе и новый князь может быть католиком? Не верю, он просто не
удержит власть. И даже никакие мои и моих людей действия не нужны
будут.