— Не в этом случае. Слишком многое в
психическом расстройстве Лиен завязано на вашу персону. Визит, даже
кратковременный и на нашей территории, может привести к регрессу,
откатив изменения до прежнего состояния. Я не рекомендую. Нет, —
доктор поправил сам себя, — я запрещаю… Если вы хотите помочь, вы
же хотите, верно?
— Если бы не хотел, то не обратился
бы за помощью, — Джи Хван не удержался и невежливо огрызнулся.
Недостойно и совершенно по-детски. На это психиатр лишь понимающе
хмыкнул и продолжил говорить своим надтреснутым старческим
голосом:
— Тогда ваш энтузиазм просто
необходимо направить в правильное русло, господин советник. Я
надеюсь, вы последовали моим рекомендациям и попробовали
разобраться в своих чувствах… Записи помогли?
— Помогли, — с трудом выдавил он из
себя. Быть ведомым с каждым произнесённым словом становилось всё
труднее. Нестерпимо подмывало рявкнуть, проявить авторитарность и
заставить всё сделать по-своему…
Он бы и заставил, потому что обладал
достаточным запасом внутренних сил, уверенностью и положением. Но
была одна загвоздка: теперь он не понимал, как будет правильно. Всю
сознательную жизнь знал и не испытывал сомнений, а сейчас —
нет…
Правота его закончилась два дня
назад, на заднем сиденье автомобиля, когда он держал вялую жену в
объятьях и успокаивающе гладил её по спине. Система семейного
счастья, которую он так долго и так тщательно выстраивал, не
выдержала давления — то ли внешнего, то ли внутреннего — и
развалилась, погребая под собой Лиен и задев Джи Хвана в падении.
Теперь ему, старшему и сильному, необходимо было запастись цементом
и начать всё заново.
Именно с Лиен. Будущую мать своего
ребёнка в качестве важного элемента системы он не рассматривал. В
роли громоотвода и доступного тела, не более. И инкубатора.
— Хотелось бы знать, к какому выводу
пришёл уважаемый советник? — психиатр продолжал долбить в
болезненную точку. Как хорошо, что для личной встречи не нашлось
времени и они разговаривали по телефону.
В памяти всплыл оставленный на
незастеленной кровати блокнот с аккуратными строчками. И последняя,
финальная, которой он жирно подписался под собственным
провалом.
— Что её ненависть была лучше
равнодушия.
— Для кого?
— Для меня.
— А для неё?
Опять тот же вопрос. Зачем спрашивать
одно и тоже, зная, что ответа не будет? Это такая тактика по
доведению человека до белого каления?