— Нормально. Я пью за то же самое и, в свою очередь, обещаю и
даю слово пригласить тебя на нашу со Светланой свадьбу, если она
выберет меня. Что бы ни случилось.
— Два влюблённых идиота, — констатировал Сыскарь, когда оба
допили коньяк, сполоснули стаканы водой из графина и выплеснули её
за окно. — Эх, курить охота.
— Ты бросил, — напомнил Иван.
— Знаю, — вздохнул Сыскарь. — Но всё равно охота.
— Подыши свежим воздухом, легче станет. Я всегда так делал,
когда бросал.
Они стояли у открытого окна, глядя на полную луну. Иван скрестил
руки на груди, Сыскарь опирался ладонями на подоконник, глубоко
вдыхая чистейший ночной воздух. Это и правда помогло, желание
закурить сошло почти на нет. Вместо него захотелось спать. Сыскарь
широко зевнул, бросил последний взгляд на луну, шагнул от окна,
направляясь к кушетке, и замер. Со стороны леса (впрочем, лес тут
был со всех сторон, куда ни пойди) донёсся жутковатый и долгий,
приглушённый расстоянием вой. Казалось, он не закончится никогда, а
так и будет длиться и длиться, выматывая нервы и душу, сквозь ночь
до самого утра, если, конечно, это самое утро вообще наступит…
— Надоел, — процедил Сыскарь.
Вой прекратился, как обрезанный.
— Шаман, — сказал Иван. — Интересно, это волк или собака?
— Чтоб я так знал. Но знаю точно, что это не моя музыка. Уж
больно тоскливо.
— Я почему-то сразу нашего оленя вспомнил, — сказал Иван. —
Неужели это волки на него напали всё-таки? Но почему днём? Волки —
ночные охотники.
— А медведи не воют. Они ревут.
— Ревут белуги. Медведи рычат.
— Никогда не видел белугу вне зоопарка, — пробормотал Сыскарь. —
Равно как и волка с медведем. Ладно, давай спать. День завтра
обещает быть крайне интересным и, не побоюсь этого слова,
увлекательным.
— Это точно, — согласил Иван. — Спокойной ночи, Сыскарь.
— Спокойной ночи, Лобан.
Друзья улеглись и вскоре уснули.
Никто из них не заметил, как с раскидистого клёна, росшего
напротив окна, бесшумно снялся и канул в ночную темь крупный
филин…
Утром, едва Андрей с Иваном успели умыться и позавтракать на
кухне-пристройке (Нина Петровна напекла гостям вкуснейших блинов),
в дверь постучали.
— Не заперто! — сообщила Нина Петровна, оборачиваясь через
плечо.
Чуть пригнувшись, чтобы не задеть головой о косяк, в дом шагнул
высокий грузный мужчина лет сорока пяти — пятидесяти в
военно-охотничьем камуфляже, такой же пятнистой, армейского типа,
кепкой на голове и армейских же ботинках.