Я улыбнулся, в его самоиронии не было ни капли злости.
Брянцев... Знакомая фамилия. Уж не родственник ли одного из тех
лихих гвардейцев, знаменитых своими кутежами?
Видимо на моем лице что-то такое промелькнуло и Еремей
усмехнулся:
— Да-да, ваше сиятельство, один из этих оболтусов мой сын.
Полагаю вы знакомы.
— Виделись несколько раз, — подтвердил я.
— И выжили, поздравляю, — снова пошутил он. — Что же, вот и
она...
Брянцев кивнул на поле и я повернулся. И чуть стакан из рук не
выронил.
К нам несся галопом огромный конь. Совершенно невероятное
животное — вороной от гривы до копыт. Мощные мускулы создания были
словно выточены из черного алмаза и сияли в последних лучах солнца.
Всадник, умело держащий в стременах, казался крошечным.
Будто специально подбирала момент, чтобы так эффектно
явиться.
Дама остановила коня буквально за пару метров от ограды и ловко
спрыгнула, потрепав того по холке. Сняла с головы какой-то
старинный убор вроде гусарского кивера, и решительным шагом
направилась к нам.
Ряпушкина, да и светлейшего князя можно было понять. Дама была
великолепна. Красота понятие относительное, но вот внутренний огонь
и некоторая гордость вещи вполне осязаемые и исчисляемые.
Людмила Владиславовна была немолода, ох как немолода, но
прекрасна. Изнутри женщины исходила такая уверенность, что могла
горы свернуть.
И её никак не портил ни шрам на щеке, ни военная мужская одежда.
Волнистые волосы, цветом под стать коню, рассыпались по плечам и
придали недостающей женственности.
И она безусловно знала, какое впечатление производит и без
скромности им пользовалась. Даже шла пусть и быстро, но не
настолько, чтобы я не успел толком её разглядеть.
Воздушник подобрался и выпрямился, а я низко поклонился.
— Вы, верно, граф Вознесенский? — спросила она с легкой
улыбкой.
Голос был чуть хриплый и при этом мелодичный. Я кивнул:
— Александр Лукич. Очарован, — искренне признался я.
И был вознагражден смехом, достаточно сдержанным, но при этом
откровенным. Она не флиртовала со мной, это просто было в её сути.
Редкий тип женщин, покоряющий практически все сердца. И ни одним им
не покоренные.
— Ах, как же жаль, что вы столь молоды, — вздохнула она. — А я
уже не столь юна, чтобы проверить степень вашего очарования.
От такой прямой речи я растерялся на миг и напрочь позабыл о
манерах. Как и уверять её, что она по-прежнему молода и прочее.
Хотя, по правде говоря, вполне годилась в бабушки молодому графу.
Дама рассмеялась ещё заливистее. Так вот о какой экстравагантности
предупреждал ректор.