— Я… точнее, мы с мужем хотим Марусю Колокольцеву домой забрать.
— А слышу! — смеётся толстяк, подбородком указывая на дверь заведующей. — Ольга рвёт и мечет?
Непонимающе смотрю на парня.
— Простите, привычка. Ольга Владимировна, конечно. Это она вашего мужа отчитывает, как мальчишку?
— Ну да.
— Маруся у нас девочка особенная, — рукавом Костя промокает со лба очередные капельки пота. — Ласковая, как солнышко, и очень умная. Вы не слушайте никого, кто говорит иначе.
Парень переводит на меня взгляд. Смотрит задумчиво, словно мысли наперёд читает. Видит, как слёзы блестят в моих глазах, и грустно так улыбается, что всё внутри сворачивается в комок.
— Легче всего повесить ярмо инвалида на ребёнка, – продолжает Костя. — Сложнее попытаться помочь. Маруське бы любви чуток, да немного внимания. Впрочем, как и всем здесь…
— Нам её не отдают, — голос сипит как простуженный.
— Не удивительно, — хмыкает завхоз и начинает нервно, с толикой злобы вколачивать в стену гвоздь. И дело не в том, гвоздь не поддаётся или парню не хватает сил. Здесь что-то другое. Более личное. Горькое. Больное.
Уже в следующее мгновение Костя отбрасывает в сторону изогнувшийся гвоздь и оперевшись о стену массивными ладонями, смотрит на меня.
— За Марусей тут семья из-за океана приезжала. А вы мне скажите, зачем им наши больные дети? Молчите? А меня никто не переубедит: любовью там и не пахнет! А вы руки не опускайте, пожалуйста, ладно? . Боритесь за Маруську, если серьёзно надумали.
— Не опустим, — мотаю головой, не представляя, как сообщить об этом Владу. Эта девочка с веснушками на носу для Осина важнее жизни. И я не уверена, что, потеряв ещё и её, он окончательно не свихнётся.
От мучительных мыслей спасает хлопок двери.
Взъерошенный, как воробей после дождя, Влад вылетает в коридор и бессмысленно крутит головой, а столкнувшись со мной взглядом, потерянно шепчет:
— Пойдём, Марьяш. Видимо, не сегодня.
Его лицо напряжено. В глазах — немое разочарование и боль от собственного бессилия. Влад, как и всё в стенах этого казённого дома, мало что может противопоставить устоявшейся системе.
И как бы сильно я ни хотела остаться, чтобы снова задать Косте самый важный для меня вопрос, понимаю, что нужна Владу в эту минуту чуть больше.
– Марьяна! — цедит он сквозь стиснутые зубы и протягивает раскрытую ладонь. Та трясётся, как у столетнего старика. А я понимаю, что выбор между прошлым и настоящим более чем очевиден.