– Сколько это длится? – Я дёрнула рукой в пространство между креслом и клеткой на стене.
– А какой сейчас год?
Я вскинула брови, иронически хмыкнула, но подсказала. Насупившись, это долговязое недоразумение какое-то время внимательно изучало браслет на своём запястье. Проблемы с арифметикой? Но языки знал, на логносе изъяснялся вполне прилично. Лучше меня.
– Восемь лет. Мне почти девятнадцать было.
В его голосе слышалось слишком много всего, выражения лица я вовсе не видела за упавшими в беспорядке прядями.
– Восемь… – Неверяще покачала головой я. – И всё это время – в образе птицы? Ты не можешь контролировать оборот? Выглядишь взрослым: насколько мне известно, это у детей сложности с подчинением животной ипостаси, а…
– Дэри. Я не оборотень, – терпеливо повторил человек-птица и раздражённо откинул со лба волосы.
Я отметила, что и движения стали немного увереннее.
– А такое объяснение было бы хоть сколько-нибудь логичным! Тогда кто? Откуда? На имперском ты не говоришь?
– Немного выучил, – произнёс Рене на моём родном наречии. – Но не читаю и не пишу. – И, без паузы, опять на логносе: – Не обучен письму этот комок с перьями.
Я потёрла переносицу.
– А логносу, значит, обучен… И всё же я предпочла бы услышать более правдоподобную версию твоего появления здесь.
Рене почти зеркально повторил мой жест, шумно выдохнул. Во время нашего странного диалога он не озирался по сторонам, смотрел преимущественно на меня.
– Другой нет, – упёрся он. – Ты уже видела меня в прошлый раз.
– Так ты не спал! – Возмутилась я. – А что же тогда не отзывался, когда тебя тормошили?
– Пытался, не вышло. Не было сил даже открыть глаза… Дэри, можно попросить у тебя какой-нибудь еды?
Я открыла и закрыла рот. Всё-таки издевался и сводил с ума?
– Мышки-полёвки надоели? – Не удержалась от ехидства я.
– До смерти, – буркнул Рене.
Я смотрела, как он ел.
Хорошими манерами, если они и были у этого желтоглазого типа, он себя не утруждал: его не смущало, что сидел в присутствии дамы, не старался держать спину прямо, наоборот, почти полулежал в кресле, одетый лишь в халат с чужого плеча, с голыми ногами, босой.
Я раздобыла приличный кусок пирога и кувшинчик с ягодным морсом, остывшим и несладким, но человека-птицу это не расстроило. И вазочку с орехами поближе подвинула: любил сычик это лакомство, для него всегда и держала горсть-другую в настенном шкафчике. Рене, утверждавший, что он и есть моя сова, пирог жевал с непередаваемым блаженством, жмурился и разве что не постанывал. Мне самой было не до еды.