—
И вправду говорит, — удивился Макар и поцокал языком.
Хм, а он ведь играет, неискушенно: глаза-то
отвел и губы поджал. Макар снял картуз, пригладил волосы, хмыкнул и
кивнул в сторону лавки:
—
Посидим, покурим.
—
Давай, — согласился я.
В
свое время я покуривал, имелась такая дурная привычка, но
бросил.
Сели мы с Макаром, тот достал кисет и
неспешно свернул самокрутку, прикурил и глубоко затянулся. Я же
пытаюсь рассмотреть, что на спичечном коробке написано, который
Макар в руке подбрасывает.
—
А ты ведь всю ночь бредил, — придя к каким-то выводам, сказал мой
собеседник.
Я
молчал — говорить нечего, а Макар продолжил:
—
Двигаешься не так, как раньше, неожиданно заговорил и соображать
стал. Ты кто, паря? — Он остро впился взглядом в мое
лицо.
—
Иван я, — чуть пожал я плечами, а потом добавил: — Так меня назвал
Михус, когда в грязи избитым нашел.
Макар кивнул, затянулся и тяжело
вздохнул.
—
А в бреду чего говорил? — спросил я его, уже понимая, что выдать
себя за его сына никак не получится.
Можно прикинуться, что потерял память, а если
учитывать, что блаженным недавно по селу ходил, то вроде бы все
легко и просто. Но как провести человека, который знал своего сына
с пеленок? Да и стоит ли? Каждое мое действие «близкие» станут
внимательно рассматривать. Вот не так стал есть, ложку с вилкой
по-другому держит, слова неизвестные говорит. Нет, скрываться
смысла нет. Но как Макар себя поведет? Объявит сторонником темных
сил и предаст анафеме?
—
Много чего, — уклончиво ответил тот. — Я всю ночь не спал, думал,
как с тобой разговор составить. Не ожидал, что признаешься. Сын-то
мой где?
—
Скорее всего, один из ударов смертельным оказался, — медленно
ответил я, подбирая слова. — В меня, если ты понял, стреляли.
Последнее, что помню, — врачи пытались спасти.
—
Благородных кровей? — уточнил Макар.
—
На этот вопрос сложно ответ дать, — покачал я головой. — Лучше
скажи, который сейчас год и где нахожусь.
Макар крякнул, с удивлением на меня
покосился, но промолчал. Он не понимал, как себя со мной вести, да
и я тоже не составил никакого плана, плывя по течению. Врать не
хотел, но и правды говорить нельзя. Мой собеседник вновь стал
крутить самокрутку, а потом и мне предложил. В такой ситуации не
только закуришь, поэтому с благодарностью принял кисет. Увы,
нормально скрутить сигаретку не сумел: практика, по понятным
причинам, отсутствовала. А мой собеседник наблюдал за каждым моим
жестом. Молча отобрал у меня газетный обрывок, пару движений сделал
— и протянул мне самокрутку. Чиркнул спичкой и дал прикурить. Табак
оказался не крепким, горло драть и не подумал. Глубоко затянувшись,
я выпустил струю дыма, подняв голову к небу.