Волчье мясо было жёсткое и невкусное, не помогала даже крупная соль, которой Алексей обильно посыпал его. Но Алексей старательно жевал каждый кусок, стараясь не ощущать тот вкус псины, которым несло от него. От соли захотелось пить, и Алексей спустился вниз к озеру.
Вода была холодная, очень холодная, но странное дело, она не обжигала своим холодом больные внутренности Алексея, а как бы наполняла каждую его клеточку прохладной удивительной энергией. Наполняла и лечила её. От удивления Алексей округлил глаза и торопливо зачерпнул ещё пригоршню воды. По его телу медленно разливалось блаженство.
Алексей с удивлением попробовал эту воду, так неожиданно принесшую ему избавление. Ничего особенного в ней не было. Чистая холодная, какая бывает она в горных таёжных речушках ещё не тронутых рукой человека. Отличала её, пожалуй, какая-то тяжесть, да необычная голубизна, будто само лазурное весеннее небо растворилось в ней и теперь весело плавало в каждой её капельке.
Алексей припал к озеру и пил, пил эту чудесную воду, чувствуя, буквально всей кожей, как сила вливается в него с каждым глотком. Затем он набрал большую флягу этой воды и, прихватив остатки волка, стал выбираться из тайги.
В тайге была глубокая осень, а осенью человеку одному в тайге худо. Через день надсадный нутряной кашель перестал мучить Алексея, и он почувствовал какую-то необычную лёгкость в ногах, да и во всём теле. Нужно было спешить, пока крепчающий мороз не набрал силы, а снег не засыпал ягоды шиповника и малины, которую не успели склевать птицы, или съесть прожорливый медведь.
Алексей спал не более 4 часов в сутки, когда окончательно выбивался из сил, и не помогала даже голубая вода. Тогда, он, выбрав ель пораскидистей, разбивал под ней палатку, которую носил в котомке за спиной, на дно палатки заботливо стелил тщательно выскобленную волчью шкуру. Шкура согревала ноги и лечила его.
Но сон его был чуток, лесные обитатели, готовясь к зиме, становились нервными и раздражительными, в это время даже рыжая лиса становилась смелой и запросто могла броситься на Алексея, не говоря уж о медведе шатуне, который опоздал залечь в свою берлогу.
Но как не спешил Алексей, как ни урывал он у сна драгоценные минуты и часы он не успел. Закружила, замела снежная позёмка, запутала, завертела она Алексея, и Алексей сбился с пути. Обнаружил он это на третий день, когда вместо чернеющих труб родной деревни увидел стройные ряды корабельных сосен.