— Вот только не надо делать
вид, что у вас ко мне нет вопросов, — сказал я, заметив, как
Виталик гордо поднял голову и снял панаму, чтобы пригладить
волосы.
— Отсутствие у нас к вам
вопросов — не ваша заслуга, а наша недоработка.
— Косите под Дзержинского? —
переспросил я.
Виталик изменил фразу Феликса
Эдмундовича про судимость на свой лад. Вариант Дзержинского звучал
круче.
— Почему бы и нет.
Максим Евгеньевич появился
рядом с нами и протянул мне руку. Я пожал её, хоть и сомневался в
искренности приветствия Римакова.
— Спасибо, что хоть вы живы и
относительно здоровы. Будет с кого спросить, — сказал
Евгеньевич.
— Когда вопросы появятся? —
уточнил я.
И вновь эти двое улыбнулись,
будто с ними шутки шутят.
— Само собой. Нам нужно
поговорить в тихом месте, где никто нам не помешает и ничего не
услышит, — предложил Римаков и показал на… вертолёт.
Идеальное место для
переговоров! Не слышно ни шиша! Ещё и распределились по вертолётам
довольно странно.
Разведчики летели с Холодовым
в одном Ми-8, а мы с двумя «конторскими» в другом. Когда взлетели с
аэродрома, Виталик подошёл к кабине экипажа и прикрыл её. Сам же он
сел на откидное сиденье рядом с выходом и внимательно смотрел на
меня. Мы же с Максимом Евгеньевичем начали обсуждать, что произошло
в пустыне.
Наш разговор действительно
никто бы не услышал. Мы сами едва себя слышали, поскольку шум в
грузовой кабине не предполагает возможность активных переговоров.
Это больше похоже на разговор двух глухих.
Я довёл всю хронологию
сегодняшнего утра, уделив особое внимание встречи с наёмниками и
поведению Евича. Называл имя Патрика и попытался описать его
внешность. Но у Максима Евгеньевича вопросы появились сразу, как я
закончил доклад.
— А почему тогда Андрей
Вячеславович в эфир передал, что вы его собираетесь сбить? Не
вяжется это с планом человека уйти за границу. Просто бы сбил вас и
всё, — спросил Римаков.
— Я не могу думать как Евич.
Возможно, почувствовал, что мне удастся навязать ему бой и успеть
доложить. Вот и решил доложить первым…
Максим Евгеньевич подозвал
Виталика и начал ему громко говорить на ухо. При этом Римаков
прикрыл ладонью лицо, чтобы я не видел шевеления его губ. И тут
«шифруются».
Пару минут Казанов его
выслушивал, а затем начал и сам говорить. Да такое, что у Римакова
глаза на лоб полезли.