— Граждане провожающие, смотрите на время! — громко сказал
проводник. — За пять минут до отправления поезда покидайте
вагон!
Арина посмотрела на часики «Чайка» — на циферблате было 11:50.
Совсем скоро поезд отправится!
— Пройдёмте! — Левковцев открыл откатывающуюся дверь, пропустил
фигуристок и следом вошёл в вагон. — Ищите наши места!
Купе с нужными местами оказалось вторым от купе с табличкой
«Проводник».
— Это моё место! — непреклонно заявила Соколовская, бросая сумку
на нижнюю полку.
Левковцев занял нижнюю полку напротив, а Арине... Достался верх!
Но пока, естественно, можно было сидеть внизу. Купе было тесным, и
ни маме, ни Соколовскому места в нём просто не хватило, поэтому они
стояли в коридоре, мешая проходившим пассажирам и другим
провожающим, которые уже не раз высказывали недовольство. Впрочем,
так стояли почти все провожающие — казалось, что в коридоре
собралась длинная очередь.
Самое фиговое, что мама опять прослезилась. Ни слова не говоря,
обняла Арину и прижала к себе. Хм... Разве Люська никуда не ездила
из дома? По-любому должна была ездить или в пионерский лагерь, или
к бабушке в деревню. Вот... Пришлось ещё и маму утешать. Тут бы
саму кто утешил, дал напутствие на хорошее выступление...
— Мам... Ну не надо... Ну что за ерунда??? — терпеливо спросила
Арина и погладила Дарью Леонидовну по спине. — Ну маамааа... Ну мне
неловко. Не навсегда же уезжаю. Всё будет хорошо.
— Граждане провожающие, до отправления поезда осталось пять
минут! — предупредил начальник поезда по громкой связи. — Просьба
покинуть вагоны.
Мама всхлипнула последний раз, поцеловала Арину на прощание в
щеку и вышла на перрон вслед за Соколовским. Сразу всё-таки не ушла
— стояла до самого момента, пока не тронется поезд. Махала рукой в
окно, что-то говорила, наверное, опять призывая есть вовремя.
Соколовский стоял рядом и смотрел в окно, ожидая, что дочь тоже
подойдёт к окну, но Марине было пофиг. И Арине стало как-то даже
жалко отца одногруппницы — вид у него был растерянный.
— Марина, ты что как дикая? — крикнула Арина вглубь купе. — Иди
сюда, тут папа твой стоит!
Соколовская, недовольно надувшись, отложила книгу и вышла в
коридор, но, как только увидела отца, улыбнулась такой по-детски
милой и непосредственной улыбкой, что сразу словно сбросила лет
пять. И ярко-синие её глаза заблестели ещё ярче, а румянец на
щёчках стал ещё более розовым. Отец, как будто не веря, что это с
его вреднюкой Маринкой произошло такое преображение, тоже улыбнулся
нежно и трогательно, да так, что слеза скатилась по щеке.