– Никого не тронем, – тихо на узбекском языке пытается успокоить их Леха, – только еды немного возьмем.
– Не тронем, – повторяет Муха.
– Аллах акбар, – невесть зачем бормочу я единственно знакомые мне арабские слова, смотрю на пытающуюся скрыться за спиной мужчины испуганную девчонку, широко, глупо ей улыбаюсь и опускаю к земле ствол готового к бою ручного пулемета.
Муха и Леха шустро идут к выходу со двора. Я, стоя лицом к афганцам, их прикрываю; всяко бывает, могут и в спину долбануть.
Из-за спины дехканина быстро выходит девочка, приближается ко мне и боязливо протягивает большой кусок овечьего сыра, затем тут же юрк за спину афганца. Отец ее, наверно. Девочка, я же с оружием пришел в твой дом, я же… эх, да что там говорить. А ты? Зачем ты мне подала садака, милостыню, проявила милосердие? Я же солдат, мне воевать надо, а милосердных на войне первыми убивают. Мне двадцать лет, и меня уже давным-давно отучили плакать. Я и не плачу, просто в горло что-то попало, да дым из печки все идет и идет, и я ладонью быстро вытираю глаза.
…Через два часа наша рота будет прочесывать этот кишлак.
– Те самые? – кивая на дом, в котором мы побывали на рассвете, спросит командир взвода Сашка Петровский.
– Ага, – шмыгая простуженным носом, подтвердит Леха.
– Вы трое до конца прочесывания тут оставайтесь, – распорядится взводный и, в ниточку сжав губы, нехотя процедит: – Мало ли чего…
Мало ли чего? Да знаем мы чего! Прочесывание – это почти повальное мародерство, и не только. Достаточно найти любое оружие, горсть патронов или хоть что-то, отдаленно напоминающее взрывчатку, как… в общем, если очень повезет, то в плен возьмут. Только большие у нас были потери, почти не брали мы никого в плен. Вот так-то.
– Эта хибара уже проверена, – останавливаю я направляющуюся к дому группу солдат.
– А чего тогда тут стоите? – подозрительно спросит командовавший этой группой невысокий чернявый командир второго взвода старший лейтенант Галиев. Он Бакинское ВОКУ год как окончил. Наркот, мародер, но не трус и перед солдатней званием своим офицерским никогда не выделывается.
– Нам Петровский приказал, – угрюмо ответит привалившийся спиной к дувалу Муха.
– Губа не дура, – раздвинет в полуулыбке тонкие губы Галиев и станет разглядывать двухэтажное строение – домик-то богатый, есть чего взять.