Меня снова утаскивало в прошлое. И ведь все уже были счастливы и на месте, значит, не о чем жалеть. Только я счастлив не был. А этот год с Лали выкрутил меня морально досуха.
— …Она вернулась в пригород недавно. Одна…
— Кто? — очнулся я.
— Лана.
— Если у нее нет медвежонка, рожденного от какого-нибудь медведя, и проблем с этим медведем, то у нас нет шансов…
— Кажется, нет, — тихо выдохнула она, округлив глаза.
— Тогда точно ничего не выйдет, — заполнил я неловко паузу и поднялся. — Пойду посплю…
***
Исследовательский институт Клоувенса — место, где мне предстояло отбывать наказание за мою свободную жизнь — на удивление благодушно приняло меня, как блудного сына.
— …Отделение реабилитации перенесли на четвертый этаж, — рассказывала Шарлиз, заведующая кафедрой иммунологии и моя фанатка. Она шла впереди по коридору, наверняка рассчитывая, что я оценю не только свежий ремонт в крыле, но и ее короткую юбку, позволяющую демонстрировать слишком много преимуществ кафедры сразу. Когда-то я велся на все это. Но сейчас хотелось безудержно зевать.
— Что, спасенных стало настолько больше? — скептически заметил я.
— Ну, ты тут не единственная надежда, — обернулась она, призывно усмехнувшись. — Мы тоже работаем.
— Молодцы, — напыжился я, сложив руки на груди. — А кофе тут такой же вкусный?
— Тяжелая ночь? — сощурилась она.
Я привык не спать ночами с сыном Лали. И все не мог отвыкнуть — вскидывался каждый час, потому что мне казалось, что приборы взвыли.
— Да. Какие мои годы?
— Ну пойдем, — кивнула она вперед. — У тебя сегодня единственный пациент.
— Пациент? — усмехнулся я. — С каких пор мне доверяют пациентов?
— Все знают, что в некоторых вопросах ты лучший, Джастис. — Ее голос наполнился призывным урчанием, и вдоль позвонков прошла волна такого возбуждения, что я аж с шага сбился, а Шарлиз и вовсе остановилась. — Ты что?
— Ничего, — процедил, зло глядя ей в глаза.
— Ты…
— Не твое дело, — прорычал.
Я уже и не помнил, когда трахал кого-то. Кажется, это было после приезда в Аджун… А потом стало не до того. Потому что когда хочешь конкретную женщину, никакие другие не интересны.
Наверное, я никогда не любил Вику. Она меня восхищала и была слишком далека. На такую можно было только смотреть, но не трогать руками. Я знал, что в подметки ей не гожусь…
А вот с Лали было все иначе. Она была слишком близко — теплая, нежная, ласковая, умная… Она была моей от кончика носа до хвоста, которого у нее нет. Но я не мог ее тронуть — благородство не позволило. И да — я был рад тому, что не тронул и не усложнил все. Она заслуживала счастья. А я продолжал воротить нос от всех, не в силах переключиться и выкинуть эту одержимость из головы.