- А я посмотрю смел ты не по чину,
Алексей Петрович! Совсем страх потерял!
- Я при исполнении! – опять повторил
Опанасенко. – Сказано доставить Ермолича, я и доставлю!
- Скажи-ка мне господин Опанасенко,
вот что, - я специально решил позлить экспедитора. Выведенные из
себя люди иногда много чего интересного рассказывают на эмоциях. –
Что это за Указ такой от 7221 года? Это он тебе меня душить
позволяет? Да еще и на расстоянии?
- Слышь щенок! Я тебе уже сказал! Я
такой же дворянин, как и ты и требую к себе соответствующего
обращения.
А Указ от 7221 года требует, чтобы
подозреваемые в умышлении на государево здоровье и честь, либо в
бунте и измене немедленно передавались в Тайную Канцелярию!
- И в чем заключается моя измена? В
чем конкретно меня подозревают?
- Ну это ты сам князю-кесарю
расскажешь! Ему все рассказывают! И то что знают, и то что не знают
тоже! – хищно улыбнулся Опанасенко!
- Ну подожди Петр Алексеевич, не так
быстро! Значит в Указе не дается разрешения душить подозреваемых. И
вы меня хотели задушить по собственной инициативе?
Толстяк опять зло ощерился на меня и
будто выплюнул:
- Уложение о Тайной Канцелярии
позволяет использовать особые методы и даже убить, если обвиняемое
лицо сопротивляется и экспедитору грозит смертельная опасность!
- А разве я сопротивлялся? Да я
несколько вспылил от неожиданности и тяжести предъявляемых мне
обвинений. Но не более. А вы душить меня. И задушили бы, если бы не
Его Сиятельство и прапорщик Шереметьев. За такое убивать надо и не
обязательно на дуэли.
Но поскольку вы при исполнении, а я
под следствием и вызвать вас не могу, придется мне на вас Ивану
Федоровичу пожаловаться. Интересно что он прикажет с вами сделать,
узнав, как вы низко уронили честь столь уважаемого государственного
института.
Произнеся это, я мысленно отругал
себя за свой длинный язык, которым я выдал много наверняка не
понятных местным аборигенам слов.
Но нет, - главное Опанасенко
понял:
- Не выйдет у тебя ничего Ермолич!
Тебе не поверят! Мне да!
- Ну мне одному, может и нет. Но
троим потомственным дворянам, среди которых один князь, -
наверняка! Во всяком случае будет ваше слово против слова троих
потомственных дворян. Один из которых князь!
Произнося это, я старался не
смотреть на вытянувшиеся от удивления от моей наглости, лица
Репнина и Шереметьева. Еще бы ведь, и Шереметьев и тем более Репнин
застигли только самый конец моего удушения. Чем оно было вызвано,
они не видели.