За этот год в болезни Сергея произошёл самый большой прорыв: брату удалось-таки встать на ноги, но ходил он ещё плохо, при помощи костылей. И прогулки по пересечённой местности могли стать для него непосильным испытанием. Также маму волновала неопытность брата в подобных вещах: покупка билетов, поиск ночлега, ожидание автобусов и многое другое. Она спокойно бы отпустила в подобную поездку меня, но не Серёгу. Однако брат был непреклонен: он едет. И без неё.
– Подожди, пока у отца будет отпуск, Серёжа! Пусть съездит с тобой. Мне неспокойно отпускать тебя одного! – просила мама.
– У папы отпуск через три недели. Там совсем уже ничего не останется от лета! – отвечал ей брат.
– Останется больше месяца! И позагораешь, и искупаешься! В конце августа там будет много фруктов! – не унималась мать.
«Будто бы он купаться туда едет…» – подумал я.
Сергей стал объяснять, что ему нужно сейчас, отказываясь говорить, зачем. Мама сопротивлялась. Мне это надоело, и я сказал:
– Я поеду с Серёгой, – и пристально посмотрел на брата.
Тот прекрасно понял мой взгляд, смутился, но кивнул в знак согласия. Мама обрадовалась, и мы с ней поехали за билетами. А понурый Сергей поковылял в свою комнату.
Вообще-то я собирался ехать отдельно от брата, но мамины слёзы заставили изменить решение. К тому же, цель у нас с Серёгой общая. Кто знает, а вдруг именно он сможет быстрее разглядеть нужные подсказки?
***
Настал день отъезда. Вещи были собраны. Мама напутственно перекрестила нас на вокзале. Отец сказал, что приедет позже, чтобы побыть с Сергеем и дать мне возможность отдохнуть самостоятельно.
Поезд отъехал. Я закрыл дверь купе и насмешливо спросил Серёгу:
– Ну и с чего начнём НАШИ поиски, братец?
Серёга вспыхнул, что-то промямлил в ответ. Зашедшая проверить документы проводница с неодобрением посмотрела на меня. Как же – обижаю увечного. Брат благодарно ей улыбнулся, показав те самые ямочки, как у Кедруся.
И я внутренне сорвался: зачем здоровье и красота людям, подобным Кедрусю? Ползающим в душе? Что они будут с ними делать и на что направят? Будут ли они творить что-то светлое, или их участь – любить только самих себя?!
Я понимал, что сильно не прав, но ничего не мог с собой поделать. Я твердил как мантру, что не суди, да не судим будешь. И не мне диктовать истины Богу.