– Да ну
нафиг такое счастье, – проронил я и прислонился спиной к прозрачной
дверце соседнего стеллажа, погрузившись в напряжённое размышление.
Если раньше все эти теории относительности и прочий груз научных
знаний были для меня просто забавными, никак не связанными с
повседневностью фактами, то сейчас нужно учитывать их на практике.
Вместе с серьёзными нюансами в голове всплыла старая как мир
шутка:
– А молоко
за вредность один к ста даётся?
– Страховка
и повышенная пенсия за моральный ущерб, – спокойно отозвался
Ренк.
– Так вы
идёте?
– Минутку,
пожалуйста, – произнес я, глядя в пол и тяжело дыша. В голове стоял
гул от усиленных попыток свести новую информацию в удобоваримый
формат.
Хреново
терять время жизни, которое и так не безлимитное. А с другой
стороны, один к пяти – ещё по-божески. Подумаешь, денёк потеряем.
На новогодних праздниках и не такое случается.
Я посмотрел
на потолок, где, по идее, должны были быть камеры наблюдения, через
которые за нами наблюдал зеленокожий инопланетный хакер.
– Требую
отгул в пропорции один к пяти, – заявил я.
– Вопросы
можно адресовать Грине, но я поставлю подпись на рапорте,
подтверждая, что имели место вредные темпоральные воздействия, –
отозвался Ренк.
Я хотел
выругаться покрепче, но глянул на девушку и сдержался, все же не
дикарь неотёсанный, а затем оттолкнулся от стекла и схватил тяжёлый
пулемёт.
– Чем можно
взорвать пол? – спросил я.
Ренк
промолчал, и инициатива перешла к Ёнке. Она пожала плечами и
указала на дальний стеллаж, где чернели большие диски, похожие на,
похожие противотанковые мины.
– Не надо
взрывать. Можно просто разрезать, но скажи, что ты задумал? –
спросила она.
– Ренк! –
закричал я на всю оружейную. – Можешь включить свой
звукоподавитель?!
Гуманоид не
ответил, но помещение захлестнул громкий белый шум, который казался
сейчас осязаемым, словно противная, как цемент на зубах, звуковая
пыль, и от которого сводило скулы. Я быстро подался вперёд и начал
объяснять девушке свою идею. Говорил много и долго, и чтобы быть
услышанным через пелену шума, пришлось говорить прямо в
ухо.
Когда
закончил и отступил назад, оказалось, что Ёнка вцепилась пальцами в
краешек кармана на моих штанах, стискивая её так, что костяшки
побелели. При этом губы девушки были поджаты, а широко распахнутые
глаза бегали по пустоте, словно ища пути отступления.