Впрочем, сегодня, в первый день, нас особенно напрягать не стали: после экскурсии закрепили за начальниками отделов, провели инструктаж по технике безопасности и отпустили домой. Вспомнив, что меня просил заглянуть к нему Илья, тоскливо машу Женьке на прощание и снова поднимаюсь на последний этаж. Интересно, что же ему нужно?
Секретарша легко пропустила меня в кабинет, и я вошла с тихим стуком; Илья стоял, опёршись бедром о подоконник, и о чём-то сосредоточенно думал, но сразу выплыл из раздумий, когда я вошла.
– Хорошо, что вы пришли, – прозвучало в тишине. – Идёмте со мной.
Пожав плечами, поплелась следом, на ходу пытаясь вспомнить, не натворила ли чего за сегодня, чтобы у него появилось желание вышвырнуть меня с практики, но в голову так и не пришло ничего путного. Правда, когда он остановился возле двери с блестящей табличкой «Кайданов Н. И. Гендиректор», поджидая меня, а после толкнул её, приглашая войти, я засомневалась в своей памяти: похоже, она уже как швейцарский сыр – в крупную дырку.
А иначе зачем меня вызвали на ковёр к Царю Царей?
Кабинет Николая Ивановича Кайданова был чем-то похож на кабинет его сына, разве что тут преобладали тёмные тона, хотя света было не меньше. Он активно общался с кем-то по телефону, проверяя лежащие перед ним документы, и я ощутила себя не в своей тарелке.
– Кажется, он занят, – шепнула стоящему рядом Илье. – Может, зайдём попозже?
Он фыркнул и послал мне насмешливый взгляд.
– Это не деловой звонок, сейчас освободится.
И как по волшебству, Николай Иванович кладёт трубку, будто только и ждал этих слов от сына. Он замечает нас, поднимается из-за стола, застёгивая пиджак на пуговицу каким-то отработанным, машинальным жестом, и... широко мне улыбается.
– Ну, здравствуй, Олеся.
От неожиданности я даже опешила и почти разинула рот.
Они что же...
– А ты думала, я тебя не узнаю, Рыбка? – уже откровенно засмеялся Илья, потрепав меня по голове. – Или наоборот надеялась на это?
И прежде так делать любил, а меня это вечно злило, но почему-то не сегодня. Хотя вот прозвище моё спокойствие пошатнуло: в присутствии Ильи я всегда забывала, как пользоваться языком, и потому чаще молчала, за что и прослыла Рыбкой. Сдаётся мне, он прекрасно знал, что меня в его присутствии клинит, вот только делать с этим ничего не спешил.