Выбили легкую деревянную дверь, будто
отец прятался в доме. Хотя я прекрасно знал, что он в своем
кабинете на втором этаже. Он засиживался допоздна. И дверь у нас
никогда не запиралась.
Отца вывели, словно он беглец от
правосудия. На руках блестели звенья цепи — в чистом виде пошлая
декорация. На глазах повязка. На скуле расплывался огромный синяк.
Странно было видеть его в каких-то лохмотьях, вместо элегантного
мундира маршала. Он не сопротивлялся, шел спокойно. А эти подонки
обращались с ним так, будто он сейчас сделает жест. Налетят сюда
космолёты, нападут, чтобы спасти своего командира. Но отец не
командовал войсками. Был лишь экспертом.
Я не выдержал, кинулся к нему. Мощный
джеб одного из парней отбросил меня на кафельную плитку. Острая
боль пронзила затылок.
Перед флаером отец остановился, по
движению головы я понял, он что-то сказал Холту. Тот едва заметно
кивнул.
— Сын, прощай. Теперь ты будешь
выживать в одиночку.
Последние слова, которые я услышал от
него. Один из парней толкнул отца в спину. Он наклонил голову,
чтобы пройти в люк флаера. За ним быстро-быстро, словно темная
волна, вкатилась группа. Флаер медленно поднялся, завис над
цветником, сжигая ослепительно-оранжевым огнем движков смятые
астролябии, которые так любила моя мать. Развернулся и мгновенно
исчез. Оставив резкую вонь отработанного топлива. А я сидел
потерянный и убитый горем рядом с бассейном. И слезы туманили
взор.
Из серебристой дымки шагнул высокий
мужчина в светло-сером скафандре. Протянул мне руку, помогая
подняться. Туман начал расползаться, унося с собой двухэтажную
виллу из белого камня на фоне лазурного неба, голубую рябь
бассейна.
И я обнаружил, что сижу у стены. А
надо мной навис Ковалёв. Рожа его явно побывала в сильной
переделке. Из носа тянулись две полоски крови. Под глазом
расплывался синяк.
— Ты охренел, Рей, мать твою? — его
голос гулко прозвучал в моей голове. — Знаешь, что бывает за
нападение на офицера НКГБ? У нас за это полагается смертная
казнь.
Меня повело, когда я с трудом
поднялся, пришлось опереться о стену. В голове шумело, в висках
жгло, будто проткнули нагретой спицей. Зрение сфокусировалось не
сразу. Когда голубоватая дымка расползлась, я огляделся.
Этаж казался совершенно заброшенным.
Пузатые поражавшие своей старостью мониторы с выбитыми экранами,
офисные стулья со оторванными спинками, светло-серые ящики
компьютерных корпусов с уныло торчащими красно-зелеными проводами,
разбитые, погасшие светильники, встроенные в стены рядом с
потолком. Ковалёв сказал: «Палуба номер 17». Но мой нейроинтерфейс
не мог разобрать символы, что расплывались за стеклянным цилиндром
лифта. Земляне использовали их для обозначения цифр, похожие на те,
что были у нас. Но все-таки они отличались.