— Как твои руки? — спросил
я.
— Болят.
Я откинулся в кресле и глотнул
виски из стакана, изо всех сил изображая непринужденность. Однако
парень оказался не дурак и понял смысл моего вопроса.
— Мне немного осталось? —
спросил он несколько отстраненно.
— Я точно не знаю, как-то не
довелось выяснить.
Лиза взяла его руку и пощупала
пульс, затем приложила голову к его груди и
прислушалась.
Дальше обследованию
подверглись его глаза и рот.
— Пульс неровный, дыхание
хриплое, зрачки расширены и почти не реагируют на свет, десна
наливаются кровью… — она внезапно замолчала и вновь
разрыдалась.
Я был поражен. Секунду назад
она доктор, и вдруг рыдает навзрыд.
— Минут двадцать. От силы
тридцать, — сквозь всхлипывания подытожила она. Надо отдать должное
парню, который воспринял ее слова с мужеством и хладнокровием,
пусть и несколько наигранным.
— Тогда у нас совсем мало
времени осталось, давай прощаться, сестра.
Я сидел в кресле и смотрел,
как прощаются два человека, два близких друг другу человека.
Прощаются навсегда. За этим было больно наблюдать, и я опустил
взгляд в пол, себе под ноги. На глаза наворачивались слезы, и мне
хотелось уйти. Но я не мог оставить их наедине с их горем, я должен
был идти до конца.
Прошло несколько минут, прежде
чем Марк вновь обратился ко мне:
— Приятель, ты мне поможешь с
этим?..
— С этим?.. — не понял я. — С
чем именно тебе помочь?
— Ты застрелишь меня? — от его
слов будто холодом повеяло.
— Боюсь, что нет.
— Почему?
— Я не могу.
Марк сделал пару шагов ко мне
и взял
меня за руку, его рука была
холодная как лед.
— Ты должен.
— Нет, не должен.
— Ты же хотел пристрелить меня
там, на крыльце, так в чем же дело?
Я покачал головой и пытался не
смотреть ему в глаза. — Это не тоже самое.
— Почему нет?
Я промолчал, потому что сам
себе не смог ответить на этот вопрос.
— Иван, ради всего святого, —
в его голосе звучала мольба, — сделай это!
— Почему ты сам не сделаешь
этого?
— Потому что самоубийство —
это грех…
Ответ поразил меня до глубины
души. Неужели кто-то после всего этого еще верит в бога?
На этом наш разговор был
окончен, и мы оба это понимали.
Он попрощался с сестрой,
последний раз поцеловав, пожелав ей удачи, и посмотрел на меня. В
его взгляде был немой вопрос.
— Лучше во дворе, — я с трудом
выдавил из себя слова.
Марк понимающе покивал и вышел
за дверь, ни разу больше не обернувшись, я последовал за ним на
негнущихся ногах.