Выбрался наружу.
Все еще никого… Портальное полотно
мигнуло и осыпалось серым пеплом.
В пяти минутах ходьбы от точки, где я
аномалию закрыл, находился ломбард «Доверие и Рубль». Заведения
Влада Доверского.
Я понятия не имею хорошее оно или
нет, не знаю кто такой Влад; знал я только, что оно ближайшее к
моему дому и знал, что туда иногда охотники заходили, а значит сбыт
демонита какой-никакой имелся.
Так-то такое нигде кроме
специализированного магазина или «Черного Рынка» продавать не
стоило. Я считай цену убивал. Однако до появления у меня пластинки
аристо, там могут попытаться все отжать, аргументировав тем, что я
не маг, а воришка. И это значит нужно кулаками доказывать обратное.
На Рынке можно и до-доказываться, переломают. Там иногда дядечки и
тетечки серьезные ходят.
Когда открыл входную дверь, прозвенел
раздражающий колокольчик.
«Доверие и Рубль» — большой зал со
всяким барахлом, бытовой техникой, пылью. Все пропахло старым
вонючим парфюмом и перегаром.
Ужасный ломбард.
За стойкой сидел неопрятный пузан в
рыжей рубашке. Жирные сосульки волос, толстая шея, татуировка сабли
на подбородке.
— Чего пришел, малец? — прохрипел
толстяк и, улыбнувшись, показал отсутствия половины зубов с правой
стороны рта. — Косметичку у подруньги спер и на продажу
приволок?
Поморщился и скинул ему все
принесенное добро на стойку. Он аж подскочил, засветился, а затем
погрузился в сосредоточенный подсчет.
Он взвесил весь демонит — получилось
два килограмма, шестьсот грамм.
Я помнил, что цена до Катаклизма была
около пятидесяти рублей за сотню грамм. Это тысяча триста в
идеальных условиях. Тут условия неидеальные: ну четверть максимум
срежет. То есть должна получится где-то тысяча.
— Ох. А можно посмотреть на жетон
аристо?
— Нельзя. Прикинь, дома забыл.
Я тоже придумал, что сказать… Хоть за
голову хватайся.
Жетон аристо делают из артефактного
железа, его невозможно забыть или потерять; маг привязывает его
кровью.
У владельца глазки забегали хитро
— хитро, и я сразу понял: будут проблемы.
— Эх, дружи-ище, — он расстроено
покачал головой. — Тогда я тебе только четверть от цены могу
заплатить — три сотни. Увы, друг.
— Почему так? — я был терпелив.
— Ну смотри: четверть скидываю —
потому как плата за риски на Рынок переть. Опасно же! Четверть —
моя выгода… Не могу ж я бесплатно работать! И еще четверть я Штейну
отдам, он этот ломбард и держит.