- Не врут они. Побаловал я немало. Но, заметь, жизни никого не лишал. На страх людишек брал, то было – отрицать не стану. Но убивать - нет, мне это дело еще на фронте поперек горла стало. Хватит с меня, пожалуй.
- Сейчас чем занимаешься?
- Лучше б тебе не знать, Петя. Лучше б не знать… – Он с шумом допил пиво. – Эх, пропадай моя телега… Ну, что – при всем честном народе руки вязать будешь? Я готов. Только револьвер достань. Иначе не поверят, что я без револьвера тебе сдался.
Елисеев мрачно посмотрел на часы. До облавы осталось минут двадцать. Встреча со старым товарищем, который свернул на кривую дорожку, оказалась весьма некстати. Привлечешь к себе ненужное внимание, спугнешь рыбку куда крупнее… Вон, уже кое-кто начал к ним приглядываться, нутром учуяв напряжение между мужчинами. И что тут прикажешь делать? Выполнять милицейский долг ценой срыва операции? Вдобавок ему совсем не хотелось брать под арест непутевого Фёдора Глушкова, с которым столько соли было вместе съедено…
- Значит так, Федя, - решился Пётр, - слушай меня внимательно. Повторять не буду…
Фёдор посветлел лицом, понял, что не будут его брать прямо сейчас под белы рученьки.
- Сегодня мы разойдемся с миром. У тебя на все про все четверть часа, чтобы исчезнуть отсюда. А потом в обязательном порядке разыщи меня: я нынче в губрозыске работаю вместе с Колычевым.
- Знаю такого.
- Хорошо, что знаешь. Мы с Колычевым над твоей судьбой покумекаем. Придумаем, как твоей беде помочь. Только не тяни, Федя. Очень тебя прошу.
- Понял. – Он встал. – Руку протягивать на прощанье не буду. Ты ж сам пожимать не захочешь.
- Пока не хочу.
- Я так и думал. А на остальном – спасибо, Пётр. Я добро помню. Даст бог свидимся.
Положив на столик несколько денежных билетов, Федор стремительной походкой вышел из ресторана.
«А может зря я его отпустил», — сразу насупился Елисеев. Узнает Колычев, товарищ Янсон узнает… И что тогда? Не факт, что одобрят мои действия. Ой, не факт. Скажут, что сиропничал, с бандюганом в бирюльки заигрался. Может, из губрозыска попрут. А что – будут в своем праве.
Но тут он себя одернул. Попрут и попрут. Вот только грош цена нашему рабоче-крестьянскому уголовному розыску, если он в людей не будет верить. Иначе ведь люди тоже в него верить перестанут. «И чем тогда, спрашивается, мы от полиции царской отличаться будем?»