Эхо - страница 26

Шрифт
Интервал


А пока можно просто помечтать, лежа с закрытыми глазами представить его усталое лицо, темные, тронутые сединой волосы. Она любила прикасаться губами к его волосам, от них пахло чем-то неуловимо-родным, терпким и волнующим. Карие, почти черные глаза под тяжелыми иудейскими веками, нос с едва заметной горбинкой и тонкими чуткими ноздрями. И губы, чувственные и яркие. Доктор слегка стеснялся своего рта, прятал его в усах и бороде, делавшей его похожим на испанского идальго.

Фигура по-восточному тонкокостная и собранная. Никаких излишне развитых мышц, никаких жировых отложений. Это вводило в заблуждение иных забияк, не ожидающих отпора. Тело было сильным и резким, как сжатая стальная пружина, а руки — руками хирурга, точными, постоянно имеющими дело с острой сталью, отвыкшими ошибаться. К тому же Доктор слишком хорошо знал анатомию, а значит, и уязвимые точки человеческого тела. Арине приходилось видеть, как он одним ударом останавливал налетавших на него разгоряченных собственной безнаказанностью идиотов. А потом молча отходил от поверженной кучи мускулов.

Арине казалось, что после этого ему всегда хочется вымыть руки. Тщательно, с мылом и щеткой.

Впервые она увидела Доктора ещё учась в институте, он вел операцию, на которую им, студентам, разрешалось посмотреть сверху, через стеклянный фонарь. Именно тогда её потрясли его руки. Даже в резиновых перчатках они казались изящными — то исполняющими какой-то прихотливый танец, то стремительно, словно хищные птицы, летающими над беззащитной человеческой плотью. И продолжалось это не час и не два, почти все студиозусы сбежали, так и не дождавшись конца операции. Они остались втроем, Арина, Славка и Андрей. И когда Доктор, швырнув в лоток последний зажим, распрямился, взглянул вверх и весело подмигнул им, сердце Арины замерло.

Эти глаза между зеленой шапочкой и зеленой стерильной маской и руки, затянутые белым латексом, она запомнила. Запомнила, совершенно не надеясь на то, что их судьбы когда-нибудь пересекутся.

А потом он ворвался в её жизнь сразу весь — со своим тихим смехом, всегда теплыми сильными и нежными пальцами, с запахом волос, усталостью после ночных операций и вспышками внезапной почти неуправляемой страсти. Никакого спокойствия, вечная круговерть проблем, постоянное ожидание и напряжение — её счастье.