- Трезвы как Тридильские праведники? - уточнил
Ги.
- Угу. Если удержитесь от пьянства, щедро вас награжу. А
если завтра меня, похмельного, убьют, или из-за вас, похмельных, со
мной, со снаряжением моим что-то случится…
- Да понятно, - Ги понимающе закивал, а потом снова
вздохнул. - А король-товыставил гостям
три бочки вина. Одну — сладкой пейлорской скаленции, одну молодого
альдонского, и одну нашего, крепкого тагорского. На него-то все
господа, не говоря уж о слугах, и налегают. Завидно, аж скулы
сводит.
Жан довольно ухмыльнулся, и прошептал:
- Вот бы они этим вином все перепились. Тогда завтра мне с
похмельными будет попроще сражаться… Ну, пойдём уже. Куда мне тут
велено садиться?
Пир шел своим чередом. Королевские слуги разносили и
ставили перед гостями большие блюда с дымящимся, только что
зажаренным на вертеле мясом. Взамен опустевших приносили новые
кувшины, полные вина. На столах стояли тарелки с тонко нарезанным
сыром или с холодной копчёной свининой, тарелки с хлебом, с
маринованными оливами, с приправленной пряностями репой, свёклой, с
соленьями и свежей зеленью. Кроме королевских слуг, следивших за
общим порядком и сменой больших блюд, почти за каждым пирующим
ухаживал и собственный слуга, подливая ему вино, подставляя поближе
нужное блюдо или накладывая в тарелку господину то, что он
прикажет.
За длинный королевский столом, после того, как были
рассажены три герцога и все прибывшие на турнир графы, а затем и
королевские бароны, осталось ещё немного места. Король, заметив
это, велел позвать к своему столу ещё и победителей отборочных боёв
турнира. В результате Жан, сидевший, как самый бедный и худородный
из королевских баронов, за дальним от короля краем стола, получил
себе в соседи завтрашних соперников. Справа от него сидел
королевский барон Жибер дэ Армаль — угрюмый вечно чем-то
недовольный старикан. А слева к нему подсели братья-меданцы Арнильф
и Арнольф дэ Крамо.
Среди гетельдской знати эти меданцы, как и Жан, похоже,
были «не в своей тарелке». Другие соседи почти не поддерживали с
ними разговор. Многие смотрели на них настороженно, а то и зло.
Отвечали односложно. Открыто никто не решался грубить южным гостям,
однако, между ними и остальной знатью, буквально, кожей ощущалось
напряжение.
«Странно это. Ладно, я. Ещё вчера безродный торговец
вином, да к тому же ещё темноволосый и смуглокожий. Конечно, среди
гетельдских рыцарей и даже баронов есть меданцы или выходцы из
древних хельских племён, но они все так или иначе уже породнились с
правящими здесь гетами. К ним, по крайней мере, привыкли. Да и они
привыкли выглядеть и вести себя также, как гетская знать. Я тоже,
наверное, приспособлюсь, привыкну. И ко мне привыкнут через
несколько лет. Пока главное смотреть во все глаза и подстраиваться,
не особо при этом надеясь на успех. Всё равно ведь я даже гетского
языка ещё как следует не выучил. Даже мой меданский, честно
сказать, о сих пор больше годится для разговора простонародьем, а
не с образованными людьми. Я всего год в этом обществе, причём
вращаюсь в основном среди черни. Над речью и манерами работать ещё
и работать… В общем, со мной всё понятно. Я для знати чужак. Но
почему они настороженно, и даже враждебно относятся к этим
меданцам? Ведь по происхождению, да и по виду эти братцы —
чистокровные геты, наверное, из тех южных гетов, что двести лет
назад завоевали Меданский полуостров и основали там королевство с
новой столицей в Умбэро. Выглядят и Арнильф, и его младший братец
Арнольф побогаче любого из королевских баронов. Пожалуй, даже
богаче иных графов. Тонкий белый хлопок нательных рубах. Парчовые
котты с золотым шитьём, пояса с золотыми, по крайней мере с
золочёными бляхами. Золотой перстень на левой руке у Арнильфа явно
украшен драгоценным камнем, а не цветным стеклом. У обоих братьев
серебряные цепи на шее, но это, похоже, только потому, что они не
занимают пока никаких должностей в своём королевстве. Их папаша,
граф дэ Крамо, наверняка носит золотую цепь, причём в палец
толщиной… Неужели местные просто завидуют их богатству? Но ведь
среди местной знати есчть и люди одетые побогаче братьев дэ Крамо,
но всё равно глядящие на них с неприязнью. Дело, наверное, в чём-то
другом…»