Эмиль, разобрав кипу бумаг, отнес папки в шкаф. Затем с большого, широкого подоконника взял следующую беспорядочно наваленную стопку и вернулся к своему столу.
Я воткнул вилку чайника в сеть. Ополоснул два стакана. Достал чай и сахар. Пока закипал чайник, я решил спуститься в столовую и разжиться чем-нибудь съестным. Взяв ключи у вахтера, я было повернул в желтое крыло здания, где располагалась столовая, но во входную дверь протиснулся академик.
– Коростылев, – пришлось мне к нему подойти. – Извини за вчерашнее.
– Ерунда, – пригладил он седовласую голову и поправил лацкан пиджака. – Полнейшая ерунда. У вас новая идея, или вас вчера шофер домой не доставил?
– Доставил, – нехотя ответил я, подумав о том, как быстро «дом» может превратиться в «клетку», из которой хочется бежать без оглядки. – И идеи нету. Решили разобрать накопившиеся дела и сдать в архив.
– И Эмиль уже здесь? – удивился академик.
– Ты же тоже здесь! – заметил я.
– У меня важная встреча с профессором к обеду. А я бы хотел набросать несколько тезисов, чтобы не съезжать с главной темы, так сказать. Ты далеко собрался?
– Поищу в буфете чего-нибудь. Не ужинал и не завтракал я. Могу в качестве извинения пригласить тебя к нам на чай.
В холодильнике столовой я взял бутерброды с заветренным сыром и кружок краковской колбасы. Оставив записку на раздаточном столе о награбленном, мы с Коростылевым поднялись к нам.
Кабинет у нас с Эмилем был не просто большим, он был огромным. У окон стояли в ряд несколько столов, образуя собой просторную поверхность, которая у нас была часто заваливалась документами, бумагами, справочной литературой, чертежами и всем, что было нужно и не нужно. Иногда, в процессе многомесячной работы, не обнаруживалось и свободного пятачка полированного пространства. В углу около шкафов стояли наши с Эмилем рабочие столы, и по противоположной стене располагались приборы, аппараты, схемы и куча всего-всего.
Чайник недовольно выпускал интенсивную струю пара.
Эмиль все также сидел за своим столом, только стол уже был девственно пуст, не считая пишущей машинки в центре, пухлой папки-скоросшивателя слева и толстого блокнота справа.
Не заметив, как мы вошли, Эмиль с отсутствующим видом почесал шею и застучал по клавишам. Когда я выключил чайник, Эмиль передернул каретку, и снова застучал, изредка останавливаясь на секунду и бубня что-то себе под нос.