–
Чёрт знает, что такое!
Мы
опять остались втроём.
–
Пиндык твоему носку, Муля! – резюмировала дама в папильотках, как
мне показалось, довольно злорадно, – как ты его теперь доставать
оттуда будешь? И раковину теперь прочищать тебе
придётся…
–
Почему мне? – удивился я.
–
Дык, твой же носок, – меланхолично затянулась та и ловко выпустила
дым колечками на засиженную мухами лампочку без плафона.
–
Но ведь не я его туда бросил, – сказал я, как мне показалось,
вполне логично. – И суп не я в раковину лил.
–
Но носок-то твой, – опять упрямо припечатала женщина, швырнула
окурок в переполненную раковину и, свирепо чеканя шаг, вышла из
кухни.
Как раз я чуть отошел от первого шока и уже
более осознанно осмотрел обстановку. И, честно скажу, она мне
сильно не понравилась: исшарканный дощатый пол, с кое-где
разбухшими потемневшими половицами, вместо нормальных стен какие-то
почти картонные, белённые известью, перегородки, за которыми было
прекрасно слышно, как кто-то сбоку переругивался и покашливал,
шеренга расшатанных столов на кухне. Огромная газовая плита была
словно под линеечку ровнёхонько разделена напополам: первая
половина, на которой дама в бигуди варила бельё, чисто вымыта,
вторая же – липкая, обильно заляпанная черным подгоревшим жиром,
пустовала.
Почти осязаемое отвращение вызвал у меня
тошнотворный запах: кислой хлорки, протухшего супа, папиросного
дыма, детских ссак и тяжелого, какого-то трупно- сладковатого,
одеколона.
–
Как здесь можно жить? – невольно вырвалось у меня. – Это же
ужас!
–
Так нынче вся страна живёт, Муля. Так что, не ворчи, – невозмутимо
ответила дама и, отставив таз, степенно вышла из кухни.
Я
остался в одиночестве и не представлял, что происходит.
Во-первых, я всё никак не мог понять, что за
чертовщина здесь творится. То есть не вообще, а конкретно со мной.
Откуда-то я точно знал, что вся эта обстановка – это не мой
привычный мир. Для меня это как некая бутафория, что ли. Правда,
все декорации были какие-то неубедительные, даже убогие. Но тем не
менее я здесь всё прекрасно знал.
Я
окинул взглядом жалкое помещение. Однозначно, это – коммунальная
квартира. И, судя по тому, как запросто со мной разговаривали
женщины – я тут живу. Иначе откуда здесь мой носок? (нет, можно
было, конечно, предположить, что я приходил сюда в гости, но явно
не с целью тайно разбрасывать свои носки по чужим тазам). При этом
одновременно я точно знал, что я здесь никогда не жил и это не моя
квартира.