–
Мне легче на диванчике там поночевать, чем выдержать эту змеюку! –
обрадовался Григорий, – ещё и деньжат подзаработаю. А то у нас
никто никогда дежурить в ночную не хочет.
–
Ну вот! – улыбнулся я, – всё просто. А когда тёща уедет –
вернёшься.
–
Ага. Я ещё и отгул потом возьму и ка-а-ак забухаем с
тобой!
На
это я промолчал, дал Григорию возможность допить чекушку и со
словами, что мол, мне пора готовиться к завтрашнему докладу,
выставил его вон. Пусть идёт и стихи дома слушает.
Я
вытащил из шкафа всю Мулину одежду и принялся, так сказать,
знакомиться с «базовой капсулой» в тщетной попытке «составить лук»
на завтра, когда в коридоре опять поднялся шум.
Я
вздохнул и вышел в коридор.
Там опять собрались все и возбуждённо
переругивались.
–
Что опять случилось? – тихо спросил я у Музы, которая оказалась
ближе всех ко мне.
Ответить она не успела. Входная дверь
открылась и раздался низкий, хорошо поставленный голос:
–
Это что за чудеса здесь происходят, на ночь глядя? – на пороге
стояла та женщина, которая пеняла утром мне за носок. Она вошла в
квартиру и улыбнулась.
И
тут я понял, где я её раньше видел.
И
все разом загалдели, загалдели, принялись жаловаться,
объяснять.
Она
немного постояла, опять всем улыбнулась, кивнула и ушла в свою
комнату. Народ опять загалдел.
–
Неужели она здесь живёт? – тихо спросил я Музу, кивнув на ту
комнату. – В коммуналке…
Я
был так удивлён, что даже не подумал, что столь бездарно палюсь и
на волоске от разоблачения.
Но
балерина не была бы балериной, если бы это заметила. В анализ, к
моему счастью, она была сильна ещё меньше, чем даже
Григорий.
–
Нет, конечно. У нашей Злой Фуфы своя квартира есть, – ответила она
и с мечтательным вздохом добавила, – отдельная.
– А
как же…? – я обвёл пространство вокруг красноречивым
взглядом.
–
Здесь живёт Нюра, её домработница, – объяснила Муза. – Но Нюра ещё
сразу переехала к ней на квартиру, так всем удобнее. А эту комнату
оставила, она же здесь прописана. Когда Фуфе грустно, она приезжает
сюда, к нам, и живёт по нескольку дней. Иногда и по два месяца
подряд может. Она называет это – «уйти в люди». Но я так думаю, это
она от друзей и поклонников прячется.
Задать следующий вопрос я не успел – склока в
коридоре разгорелась сильнее:
– И
если ты ещё хоть раз тронешь, я тебе руки пообрываю! – по ушам
ударил визг Варвары Ложкиной.