В
ответ раздался уничижительный смех Софрона.
–
Что происходит? – тихо спросил я Музу.
–
Да Варвара поставила в гусятнице утку с овощами тушить. Ей из
деревни родственники передали. А сама ушла в комнату. А Софрон,
говнюк такой, достал утку и переложил в свою кастрюлю. Он суп
варил. Утка в его супе выварилась, а он её обратно в гусятницу
вернул. Варвара пришла, а утка вареная, навару нету. Она давай
Кольку выпрашивать. А мелкий взял и разболтал всё, как было, – в
конце рассказа Муза не выдержала, тихо рассмеялась.
Я
тоже засмеялся.
– А
вы чегой смеётесь?! Чегой смеётесь?! – напрыгнула на меня Варвара,
– будете этого бандюка защищать, чтоле?!
–
Тебе чё, старая, жалко? – заливался хохотом Софрон.
Народ в коридоре веселился вовсю. Хоть
Софрон, конечно, и сделал свинство, но Ложкину не
любили.
Муза вздохнула и отвела взгляд. Ей было
стыдно за брата.
Я
посмотрел на веселящегося зека и сказал:
–
Слушай, Софрон, даю тебе последнее предупреждение – ещё раз кого-то
из женщин обидишь – не поздоровится!
В
коридоре резко наступила оглушительная тишина. Скандал словно
сдулся.
– И
что ты мне сделаешь, салага! – растягивая слова с блатным
прононсом, набычившись, начал наступать на меня Софрон, – кишка у
тебя тонка, понял?!
–
Лично я руки марать об тебя не буду, – ответил я спокойно, не делая
попыток отступить ни на шаг. – Но заявление участковому напишу. И
когда остальные соседи подпишут. А они обязательно подпишут. Даже
не сомневайся! То пойдёшь ты в места не столь отдалённые в
очередной раз.
–
Да ты! – аж подпрыгнул Софрон.
–
Ты меня слышал, Софрон, – процедил я, пристально глядя ему в глаза,
– и нечего тут тюремный балаган устраивать. И людей третировать.
Тебя никто здесь не боится. Надоел!
–
Стукач! – Софрон аж опешил от неожиданности. Хотел сперва что-то
добавить, но не добавил. Из комнаты высунулась Зайка. Схватила его
за руку и утянула от греха подальше обратно в комнату.
Вот
и ладненько.
–
Расходимся, товарищи, – сказал всем я, – спектакль окончен. Завтра
предстоит тяжелый день. Надо всем отдохнуть.
Если я и опасался проспать утром, то даже при
всём желании у меня бы этого не получилось. Ровно в шесть утра
бодро, на всю громкость, заиграло радио.
Я
всунулся в коридор – звук шёл из комнаты Ложкиной. Вот ведь вредная
баба.
Ругаться из-за радио с самого утра было
лениво, поэтому я натянул домашнюю одежду и отправился совершать
гигиенические процедуры, справедливо полагая, что сейчас очереди
нет, все адекватные люди ещё спят.