–
Мария Степановна, – поднял голову от своих бумаг мужчина, – и меня
тогда подождите. Мне ещё минут десять осталось.
–
Хорошо, – кивнула Мария Степановна.
Ну
вот, хоть эту коллегу я теперь уже знаю, как зовут.
Я
положил свой отчёт ей на стол и принялся пересматривать бумаги, что
загромождали Мулин стол. Ну, вот как можно в таком ворохе хоть
что-то найти? Муля явно был к бумажной работе не приспособлен.
Хотя, чем больше я его узнаю, тем больше понимаю, что он не был
приспособлен ни к какой работе.
Собрание началось сразу после работы. В
отличие от обеденного собрания, здесь людей было гораздо больше.
Как я понял, здесь были не все отделы, а только те, что входили в
наше общее управление. Четыре отдела всего. А вот руководства
(всяких там министров) не было.
Собрались в большом актовом зале. Он был
реально большой и гулкий. Акустика здесь была на высоте. На сцене
стоял рояль, что подчёркивало, что это не просто актовый зал, а
актовый зал Министерства культуры. На полу – паркет, на витражных
окнах – белоснежные шторы огромными складками. Торжественность
обстановки подчёркивало огромное панно на правой стене с
изображением триединого и трёхликого бога коммунизма – Маркса,
Энгельса и Ленина.
Люди шумели, все хотели уже идти домой. Но
приходилось сидеть на собрании. Что не добавляло лояльности, в
данном случае ко мне.
Наконец, главный – седой мужик с обвислыми
усами, который вместе с Уточкиной и ещё одной, пожилой, женщиной,
сидел за накрытым кумачовой скатертью столом на сцене, привстал и
громко постучал линейкой по графину с водой:
–
Внимание, товарищи! Тихо! Начинаем работу!
В
зале постепенно всё стихло и установилась тишина. Подождав, пока
народ окончательно угомонится, мужик сказал хорошо поставленным
голосом:
–
Итак, товарищи! Сегодня у нас с вами на повестке два вопроса.
Первый – доклад товарища Громикова о низком идейно-теоретическом
уровне и антихудожественной направленности репертуара театра
«Литмонтаж», и второй – о неподобающем и порочащем честь поведении
товарища И. М. Бубнова.
Прочитав повестку, он поднял голову от
бумажки и с некоторым удивлением посмотрел на меня.
Я
на его взгляд лишь неопределённо пожал плечами. Мол, сам тоже в
шоке.
Первый вопрос рассматривали долго и нудно.
Докладчик, такой же седой, но ещё более усатый дядька, товарищ
Громиков, всесторонне, с многочисленными подробностями и
лирическими отступлениями, распекал какого-то режиссёра за
антихудожественную направленность репертуара артистов разговорного
жанра. Постановили усилить контроль со стороны Моссовета, режиссеру
и артистам запретить выступать без согласования репертуара с
Главлитом, а нынешний репертуар заменить на пьесы и монологи,
соответствующие идеологической повестке.