Немного вздрогнув от холодного
страха, пробежавшего по спине, я решил продолжать путь дальше, как
можно дальше от постыдной слабости и побега. Ожерелье из трёх
волчьих клыков, что всё ещё висело на моей шее, обжигало кожу и
пронзало разум последними мгновениями, когда я видел близняшек, тот
краткий миг, когда их собирали со всеми детьми.
Проглотив вязкую слюну и отдышавшись
— я не заметил, как ухватился рукой за стену, будто при спазме,
сковавшем всё тело — наконец выдохнул и выпрямился, пытаясь делать
вид, что всё хорошо.
Пока сердце, всё ещё скованное
печалью, болело и не давало хоть на миг насладиться свободой,
Аврора, делая вид, что не замечает слабости своего мастера,
продолжала складывать вещи в рюкзак.
Туда пошли все драгоценности,
шахматная доска, несколько книг, что я отложил, пара бутылок,
наверное, очень ценного алкоголя, естественно стаканы и свёрток с
артефактами.
Всё это легко поместилось в рюкзаке,
и под вечер, поужинав, я отправился спать, чтобы утром рано
подняться и отправиться в путь за новыми приключениями. Была мысль
ехать одному на коне, но путешествие в одиночку сильно меня
напрягало, учитывая, что чем дальше в незаселённые земли, тем
больше тварей вокруг.
С рапирой на поясе, вскоре я с моей
группой направились дальше на юго-восток. Двигаясь с перерывами в
течение двух дней, я увидел, как обновились задания, что вызвало у
меня глухое раздражение.
Отложив их пока что, я вечером, сидя
у тоненького ручья, умывал лицо, чувствуя усталость от монотонного
движения вперёд. Попадались ещё разрушенные здания, из-за тяжести
времени по ним вообще ничего нельзя было сказать.
Вообще теперь всё казалось
раздражающим: однообразная еда, однообразные пейзажи, так ещё и
погода в любой момент могла испортиться. Пока что тяжёлые и
грозовые облака проходили мимо, донося лишь далёкие раскаты
грома.
Сейчас, сидя у ручья, я смотрел на
собственное отражение, видя будто другого человека. От диссонанса
сводило скулы от нежелания иметь столь безэмоциональное лицо. Я
попытался улыбнуться, но ранее легко получавшаяся улыбка показалась
инородной и чужой.
Ещё эти глаза выглядели так
фальшиво, что хотелось их вырвать, лишь бы не смотреть в эти
бездушные очи. Они, будто отреагировав, снова стали теми самыми
перекрёстными с вечно движущейся радужкой, теперь глаза определённо
стали живее.