— Тё-ё-ём, ты заказывал что-то? — спрашиваю и, взяв телефон, распахиваю дверь, попутно открываю приложение для бесконтактной оплаты, полагая, что мой прожорливый братец решил устроить ужин сильного и независимого мужчины с парой коробок пиццы, но вместо этого вижу того, кто точно не может прийти так рано, потому что я еще не готова и бегаю в халате, пусть с прической и макияжем. — М-мирослав? — таращусь на босса и ошарашенно отступаю в сторону, давая возможность пройти в квартиру. — Вы как-то рановато.
— Помешал? — спрашивает, когда закрываю за ним дверь и все еще не понимаю, как реагировать на Евсеева в своей квартире, когда я рассекаю по ней в неглиже.
— Предупредили бы, что явитесь за полчаса до назначенного времени, — улыбаюсь виновато, будто это я вломилась к нему домой. — Проходите, я… сейчас, — оглядываюсь, прикидывая, бежать в спальню или ванную, но сегодня мужчины вокруг явно решают все за меня.
Одеваясь на ходу, в прихожую вылетает Тёма. Поправляет свитер и приглаживает ладонью волосы, останавливается, пару секунд смотрит на Мирослава, делая какие-то свои, определенно неправильные, выводы. Кивает и улыбается.
— Артём, приятно познакомиться, но задержаться не могу, — пожимает Евсееву руку, пока тот обрабатывает полученную информацию и округляет глаза так, будто только что половины своего состояния лишился, а не увидел Савельева-младшего. — Я пошел, буду поздно вечером, веди себя хорошо, — щелкает меня пальцем по носу, как маленькую, быстро целует в щеку и под наше с Мирославом немое молчание влезает в ботинки и подхватывает с вешалки куртку. — Позвоню, если не приду ночевать.
— И где тебя носить будет? — спрашиваю, на что он только пожимает плечами и захлопывает дверь. Чертов малолетка. Выселю его из квартиры, пока по бабам шляться будет.
— Это ваш… — Мирослав прокашливается, переводит взгляд на дверь, на меня, а затем повторяет этот челночный бег еще пару раз, — очень молодой человек?..
Молчу и краснею, не веря, что Евсеев только что из тактичного босса превратился в любопытного мужика. Поджимаю губы, пряча улыбку, и глубоко вздыхаю, чтобы истерически не рассмеяться прямо ему в лицо. Скрещиваю руки на груди и, подавив порыв дикого гогота, который так и норовит вырваться, спрашиваю, хитро прищурившись:
— А вы с какой целью интересуетесь, Мирослав Станиславович? Переживаете, что жена молодых любовников домой водит? — без зазрения совести вгоняю его в неловкое положение. Пусть узнает, каково это. Евсеев молчит. Говорить со мной, видимо, не собирается. Только сильнее сжимает ручку портфеля, которая натужно скрипит, моля о пощаде.