Ха, напугала. Да я все детство с мышами из бабушкиного огорода играла, как с домашними питомцами. Пол прогнил, так плотника позову. С пылью, пауками и тараканами как-нибудь справлюсь, не кисейная барышня. Меня больше интересовал вопрос, остались ли там печи. Если верить колдуну, в лавке продавали сладости. В чем-то же их выпекали?
Я представила себя в кухне, где добавляю, смешиваю, выпекаю и пробую! Аж мурашки пробежали по затылку. Вот тут и наша старинная кулинарная книга в помощь. Не знаю почему, но вдруг меня так потянуло в магическую лавку!
Возможно, это все упрямство.
Ведь, как ни крути, встреча на королевском балу жениха по меньшей мере обещала безбедное существование. И я очень даже понимала сестер. Они уверены, что я с голоду не помру и не стану для них обузой, только если выйду замуж. Ведь больше нет прикрытия в лице бабушки. А девицу на выданье во главе фермерского хозяйства ни один аристократический свет не потерпел бы. А лавка — это не хозяйство. Так, маленький домик с прилавком.
Все. Решено. Мне сейчас выпадает совершено другой шанс. Возможно, один на миллион! Шанс проявить себя, стать самостоятельной.
А главное — никаких устроителей судеб и чужого вмешательства!
— Брусничка, Октябринка, — улыбнулась я, — не переживайте. Я справлюсь. Где доверенность на лавку?
3. Глава 3
Все, о чем вы мечтаете,
находится на другой стороне вашего страха.
Ни в одном заведении королевства дверной колокольчик не звенел так жалобно – то ли крик, то ли всхлип – сразу и не поймёшь. Мне показалось, что этот печальный звук мог бы вызвать комок в горле не только у живого человека, но даже у утопленника.
Мы с сестрами молча стояли у входа, задрапированного темной тканью, вдыхая запах стоявших в вазе веточек розмарина, и ждали, когда нас обслужат.
При нарезке тонких и гладких листочков выделяется сладковатый аромат, напоминавший сосновый – из-за этого я любила добавлять розмарин в говяжьи и рыбные бульоны. Но сейчас это благородное растение, словно смешиваясь с каким-то тонким, но одуряющим запахом, пропитанным атмосферой приемной поверенного нашей семьи, источало тончайший аромат скорби и тоски – в пору завыть. В похоронном бюро веселее…
Внезапно из темного коридора вынырнул мужчина зрелых лет и в одежде мрачных оттенков. Худющий, с синяками под глазами и реденькими бакенбардами, он отчаянно напомнил мне педантичного скунса в узких штанишках.