Дело в том, что моя любвеобильная маман бежала с легким
чемоданчиком, в котором была даже не одежда, а только самое главное
— драгоценности и деньги. Уж не знаю, почему Мария Марковна
Шабарина оставила весь свой гардероб, возможно, решила, что купит
нужное в… ну, где она там шлендрает. И Параска уже облизывалась
своими пухлыми натруженными губками на эти вещи. Но я принял
решение продать всю одежду маман.
Мы с Емелей поработали очень плотно. Настолько, что отсыпались
теперь в санях. Сперва я очень быстро нашел по бумагам эпизод
воровства, а после, управляющий стал работать, как тот пресловутый
«электовеник», с которым меня некогда сравнивала мама… моя истинная
мама, которую я, скорее всего больше не увижу.
Оставив проверку на потом, я пообещал амнистию Емельяну, если он
окажется полезным и поможет решить хоть часть проблем.
Мы искали все, что только можно продать, но так, чтобы без урона
чести. К примеру, у отца был небольшой арсенал, как оказалось.
Вооружить, пусть и допотопным оружием, даже для этого времени
устаревшим, можно было целый взвод, не меньше. Был и порох,
отсыревший, по большей части. Ключи от этого арсенала найти не
получилось, но кого здесь это остановит — мы под моим чутким
руководством взломали.
По словам Емельяна, я ранее и вовсе не заботился о том, что
осталось после отца, а к оружию просто боялся подходить. А еще… Что
вызывало подозрение у всех, но услышал я об этом только от бабы
Марфы, я раньше периодически заикался. Сейчас, слава Богу, таково
за мной не водится. И не заведётся.
Узнав, сколько стоит оружие и что из имеющегося можно продать, я
приказал дюжину ружей, а также пять сабель сложить в сани, чтобы
взять с собой. Что-то внутри умоляло не продавать больше. Наверное,
каждому мужчине, который имел дело с оружием и относился к нему,
как к другу, порой наделяя человеческими качествами, сложно
расставаться с ружьем, или даже, как оказалось, с саблей. Никогда
не питал особой любви к холодному оружию, и вот опять.
Выгребали мы всё, что можно поудачней сбыть. Мало того, двух
жеребцов, которых, по словам Емельяна, барин не продал бы даже если
бы оказался без куска хлеба, я теперь вез с собой в Екатеринослав.
Каждый такой жеребец стоил до трех сотен рублей. Конечно, продать
за такую сумму не получится, но все же, триста пятьдесят рублей за
двух коней выручить можно.