И теперь мы, наконец, въезжали в Екатеринослав. Как же хотелось
найти что-то красивое, величественное, особенное в этом городе. Я
ещё задолго ломал глаза, уставясь в горизонт, в неясные очертания
поселения. Но увы… А еще говорили, что при новом губернаторе город
расцветает, мол, Андрей Яковлевич Фабр вдохнул новую жизнь в город
и во всю губернию. Именно так писали в том выпуске
«Екатеринославских ведомостей», что мне довелось почитать.
Где эта жизнь и где новое дыхание? Разве что веяло изо рта
дышавшего запойным перегаром. Впрочем, может, просто не успел? Все
же только год у власти.
Несколько зданий, при подъезде к центру города были вполне себе
ничего, в классическом стиле и явно недавно отстроенные. В основном
же, так сказать, типичный частный сектор. На окраине глинобитные
хаты, а дальше всё чаще встречались дома из кирпича, даже и
двухэтажные. Что ж, что-то строилось.
— Прибыли, барин, — вымученно выдохнул Емельян.
— Веселее, Данилович! — подбодрил я своего управляющего и
хлопнул его по плечу.
Несмотря на показной оптимизм, я только усилием воли не давал
угнетенности заполнить сознание. Вокруг такая тоска, серость,
темнота, и солнце село уже, как назло. Еще эта грязь по колено. И
это я ещё не начал соображать в каких условиях нам придется
жить.
— Завтра же пойду искать квартиру, доходный дом в городе есть, —
правильно расценив мой скептический взгляд на гостиный двор,
поспешил заверить меня Емельян.
— Смотря что по деньгам, — сказал я, будучи готовым к лишениям и
даже к клопам.
— Как же ж? Не должно! Зараз в городе прознают, тут-то почитай
живут только пятнадцать тысяч, не больше. Кто разговаривать станет,
если остановиться надолго тут? — возмутился Емельян.
— Хороший понт дороже денег, — вырвалась у меня поговорка.
— Что, простите? — не понял моих слов управляющих.
— Ни-че-го… Иди договаривайся на всех, я спать. А тебе еще
разгружать и установить дежурство, то бишь караул, у наших вещей, —
сказал я и пошел внутрь то ли корчмы, то ли трактира, к которому
примыкали номера для съема.
Откуда эта брезгливость появилась? Раньше ничего подобного я за
собой не замечал. А тут… стол чуть грязный — и мне противно, есть с
глиняной тарелки — не комильфо… вот и это словечко еще. Пришлось
себя заставить и поесть, и выпить. То, что называлось «водкой», не
было таковой, слабенький напиток какой-то. И вот в этом и есть
коварство. Пьешь — словно и не берет, а потом… Я пошел спать на
слегка подкашивающихся ногах, краем глаза заметив интерес некоторых
особ, бурно гуляющих в трактире.