Я чуть задумался. На самом деле, купец уверен в том, что я дал
ему на реализацию, как сказали бы в будущем, «секонд хенд».
Опасался задеть честь мою дворянскую. Но и свою честь бережет, а
это всё-таки вызывает уважение.
— Вещи эти не одевались. Они из последней партии, что заказала
моя матушка, прежде чем уехать на долгое время в столицу, — стал я
говорить полуправду. — То, что вещи из Франции и Италии — могу вас
заверить, что так и есть.
— Жаль… — сказал купец, чем меня удивил.
— Простите? Не совсем понял, о чем вы сожалеете, — сказал я.
Купец чуть замялся.
— Знаете ли… Эти нашивки, или как их обозвать, где написано на
французском языке, да вкупе с тем, что моя жена была уверена в том,
что продает истинно французские туалеты, потому была убедительной…
Так скажу, что вызвали спрос на платья. В нашем губернском городе
не столь знающие дамы проживают, но многие решили купить себе
именно что такие вещи. А я, на самом деле, знавал вашего батюшку,
ну и матушку видел. Как их здоровье? Прошу простить меня за
неучтивость, — торопясь, говорил Иван Савельевич.
— Батюшка преставился, Царствия ему Небесного, — сказал я, не
став уточнять про маман.
Мы перекрестились.
— Так вот, господин Шабарин. Я решил принести лично вам ваши
деньги, вырученные от туалетов. Поймите, что я беспокоюсь, как бы в
будущем не пришли дамы, потратившие большие деньги на наряды, и не
высказали то, что… — купец замялся, не желая вещи называть своими
именами.
— Не придут, — с уверенностью в голосе сказал я.
— Благодарю, — сказал Тяпкин и выложил на стол ассигнации,
обернутые в тряпицу.
Однако вставать, да и убирать ладонь со свёртка, не торопился. Я
поднял бровь, показывая ему, что готов его слушать и дальше.
— У меня к вам еще одно дело, — наконец, вымолвил тот. — Дело в
том, что по осени ваш приказчик приезжал в Екатеринослав и продал
Моисею Михельсону партию кос и плугов. Нет ли у вас на продажу
такого же товара? Поверьте, я могу дать сумму чуть большую, чем
жидовский лавочник.
Я напрягся, но тут же себя одёрнул — потому что Иван Савельевич
сейчас не оскорбил некоего Михельсона. Вполне было нормально
называть евреев жидами, люди не вкладывали в это слово столь много
негатива, как в будущем.
И более того, я знал о такой сделке, она была записана в одном
из журналов, который предоставил Емельян мне на проверку. Можно не
скрываться и ничего не изображать, а начинать деловые
переговоры.