Впрочем, в тот день всё пошло иначе.
Слова Сола прозвучали безжалостно:
– Я отрекаюсь от тебя…
В следующее мгновение божественная
сила вырвалась из тела Амаранта, превращая его в простого
смертного.
Это уже было достаточно страшно, но
вскоре стало ясно – хуже всегда возможно. Отец поднял его и, не
раздумывая, швырнул на далёкую планету – безжизненный мир червей,
погребённый под песком и раскалённый нестерпимой жарой.
– Ты станешь тем, кем должен
быть.
С этими словами его тело скрутилось,
сжалось, покрываясь скользкой кожей. В ту же секунду он потерял
сознание.
…
Очнувшись, Амарант лежал на
раскалённом песке. Дюны уходили в бесконечность, воздух дрожал от
жары. Всё, что произошло, казалось лишь дурным сном – бредом,
который не мог быть явью.
Стоило попытаться подняться, как
реальность обрушилась на него всей тяжестью. Вместо ног он
почувствовал только извивающееся тело.
«Что… это? Это не я!»
«Я – Амарант Дё Ля Люмьер, сын
Сола!»
Червь зажмурился, надеясь, что,
открыв глаза, увидит родные покои. Только песок продолжал царапать
его новую кожу, а солнце немилосердно палило сверху. Сердце
заколотилось – от страха, от унижения.
Отрицание сменилось гневом.
«Как он посмел!»
Амарант злился на отца, на судьбу, на
своё беспомощное тело. Впрочем, даже ярость не могла заглушить
голод – звериный, безжалостный, рвущий его изнутри.
Песок кишел жизнью. Крошечные
песчаные организмы, нечто среднее между яйцом и личинкой,
копошились повсюду. Он чувствовал их.
«Я точно не стану это есть.»
По крайней мере, Амарант Дё Ля
Люмьер, сын Сола, думал так первые несколько часов. Когда же живот
свело от боли, все прочие мысли исчезли. В конце концов, пока ты не
накормил себя, ничего другого не имеет значения.
Он сдался.
Неуклюже, как кит, фильтрующий воду,
он пропустил через рот первый комок песка. Вкус был отвратителен –
грязь, хруст крошечных тел. Он попытался подавиться, но голод не
позволил.
Он глотал, чувствуя, как песчаный
планктон оседает внутри, и вдруг ощутил вспышку… энергии.
«А?»
То, что вначале казалось мерзким,
обернулось странным удовольствием – горьковатым, но живительным,
слаще, чем вино на пиру у богов. Он жрал своих сородичей, и это
было одновременно ужасающе и… сладко.
Пока он полз сквозь песок, пожирая
всё на своём пути, гнев уступил место инстинкту. Здесь, в этом
мире, он был и хищником, и добычей. Любой шорох мог означать, что
кто-то крупнее уже заметил его.