– Я не…
– Не смей меня перебивать! Ты школьник, октябрёнок. Точно такой же, как твои товарищи. Изволь соблюдать правила. «Петя и Волк», надо же! Подсмотрел, из какого конверта я доставала пластинку?
– Нет, я знал…
– Ты всё знаешь, Агдавлетов. Садись, достаточно. А это, – Сычиха взяла с его парты самописку, – я забираю. Отдам твоим родителям.
До конца урока Марик сидел молча, демонстративно сложив руки на парте, как школьник из букваря. Даже спину выпрямил. Не чтобы задобрить Сычиху, нет. Просто не хотелось становиться поводом для очередных придирок.
После звонка Сычиха собрала тетради и ушла в учительскую. Вечное перо она унесла с собой. Марик проводил её мрачным взглядом, Рудик тяжко вздохнул, полез в портфель, зашуршал чем-то. Извлёк завёрнутые в пергамент пирожок и яблоко, пирожок разломил пополам, протянул половину Марику.
– Лопай, Маэстро. С повидлом. Знал бы, что ты сегодня придёшь, взял бы два.
– Не хочу.
Марик сидел, насупившись: чёрные брови сошлись на переносице, чёрные глаза сверкали. Руки он сложил на груди, всем видом выражая негодование.
– Так ты на дедушку Азада похож, аж страшно, – заметил Рудик и принялся методично распиливать яблоко с помощью линейки.
Сок потёк по парте, но Рудика это мало заботило. Главное, чтобы поровну.
– Ну чего ты расстраиваешься? Расскажешь маме, тётя Алиса добрая, наказывать тебя не станет. Да и не за что же! Придёт к Сычихе, заберёт самописку. Ну?
Марик всё-таки взял половинку яблока, с хрустом откусил, вытер сок с парты рукавом форменной курточки.
– Мама добрая. Только нету её, мамы.
– Как нету? – опешил Рудик.
– Уехала. В Москву. Насовсем.
И вот теперь Марику стало по-настоящему грустно.
***
Здание школы было двухэтажным, и учительская располагалась на втором этаже. Марик подтянулся на руках, ветка старого платана скрипнула, но даже не прогнулась. Марик легко закинул на неё ноги, ухватился руками за следующую.
– Может, не надо, а? Высоко же, Маэстро! Убьёшься.
Рудик стоял на стрёме, следил, чтобы на школьном дворе никто не появился. Собственно, появляться тут, кроме сторожа, было некому – в пять заканчивались все занятия, и школа пустела. Окна по случаю жары никто не закрывал: на первом этаже решётки, а на второй кто полезет? Никто, кроме отчаянного и очень упорного мальчишки.
– Лучше бы я полез, – причитал Рудик. – Я ловчее.