– Премьер-министр показал свой звериный оскал, – злорадно говорил парламентарий-консерватор. – Любой человек, выражающий закономерное беспокойство, – попросту фанатик, по его мнению. Вот почему у нас в этой стране не может быть серьезной дискуссии об иммиграции.
– Но разве господин Кэмерон, ваш собственный лидер, не в той же мере обеспокоен…
Не извиняясь, Бенджамин выключил радио. Некоторое время они ехали молча.
– Политиков она не выносила на дух, – проговорил Колин, выводя подземную нить неких размышлений на поверхность, и не было нужды пояснять, кто эта “она”. Говорил он негромко, в голосе лишь сожаление и подавленные чувства. – Считала, что все они одинаковая дрянь. Все на руку нечисты до единого. Мухлюют со своими расходами, не показывают барышей, прячут по полудюжине делишек на стороне…
Бенджамин кивал, а сам вспоминал, что как раз Колин, а не его покойная жена места себе не находил из-за продажности политиков. На такую тему, одну из немногих, этот обычно немногословный человек делался общительным; может, пусть бы и сейчас было так – лишь бы не расстраивался от мыслей болезненнее. Но этому Бенджамин противился. Сегодня они прощались с его матерью, и он не желал осквернять это святое таинство очередной отцовой тирадой.
– Мне всегда нравилось в маме, впрочем, – сказал Бенджамин, чтобы увести разговор в сторону, – что она никогда не говорила об этом озлобленно. В смысле, даже если что-то осуждала, она не сердилась, а, что ли… огорчалась.
– Да, нежная она была душа, – согласился Колин. – Одна из лучших. – Большего не произнес, но через несколько секунд достал из кармана брюк на вид грязный носовой платок и вытер им глаза, медленно, тщательно.
– Непривычно тебе будет, – сказал Бенджамин, – одному. Но, знаю, ты справишься. Уверен в этом.
Колин уставился в пустоту.
– Пятьдесят пять лет мы были вместе…
– Понимаю, пап. Тяжко. Но Лоис будет рядом, часто. И я тоже недалеко. Не очень далеко.
Ехали дальше.
* * *
Бенджамин жил на перестроенной мельнице у реки Северн, на задворках деревни к северо-востоку от Шрусбери. Подъехать к дому можно было по однорядной дороге, затененной деревьями, живые изгороди густо разрослись по обеим сторонам. Бенджамин перебрался в это до нелепого удаленное и уединенное место в начале года, приобретение дома удалось благодаря продаже трехкомнатной квартиры в Белсайз-Парке, остались средства и на то, чтобы поддерживать скромный образ жизни еще несколько лет. Для холостяка дом слишком велик, но когда Бенджамин его покупал, одинок он не был. В доме имелось четыре спальни, две гостиные, столовая, просторная открытая кухня, оборудованная плитой “Ага”