— То не мне решать, — напряжённо ответила профессор. — Решать
должны Гарри и роза, и только они. — Закончила профессор с
некоторым холодом, уже жалея, что решила похвастать, ибо дурой не
была и что завоняло подставой, учуяла всем сердцем.
— Пусть попробует, если не трус. — ответил кто-то.
— Минус пятьдесят баллов за провокацию на уроке. — Ровно сказала
профессор. — Гарри, ты не обязан пробовать, тем более сейчас. Роза
не безобидна. — сказала профессор без капли теплоты в голосе, от
хорошего настроения остался у неё лишь пепел.
Но не только профессор поняла всю подоплёку, Гарри тоже был
далеко не кретин. — Может, я и не обязан, профессор, но тогда я
прослыву трусом. — ответил он. — Вы позволите хотя бы попытку
сделать?
— Что ж, хорошо. — ответила Спраут. — Всем отойти на десять
шагов назад. — сказала профессор и топнула ногой. Из земли выросла
колонна, увитая растительными узорами с позолоченной и изумрудной
окантовкой, куда профессор и поставила розу, прекрасно зная, как
эта стерва любит пафос.
— Что ж, хорошо, — ответила Спраут. — Всем отойти на десять
шагов назад, — сказала профессор и топнула ногой. Из земли выросла
колонна, увитая растительными узорами с позолоченной и изумрудной
окантовкой, куда профессор и поставила розу, прекрасно зная, как
эта стерва любит пафос.
— Гарри, если хочешь, то попробуй, только осторожней, прошу
тебя, — профессор говорила таким тоном, будто роза была ядовитая.
Хах, если бы, роза была магическая, а сие ещё хуже, чем яд!
Стервозная зараза могла оставить как лёгкую царапинку на два часа,
так и неделями не заживающий глубокий прокол с обязательным шрамом
на руке наглеца.
Вот и глядела предельно напряжённая Помона за тем, как Поттер
приближается к цветку, а тот, не будь дурнем, сразу тянуть свои
культяпки к розе не стал, за пять шагов до розы он ровно встал и
почтительно в японской традиции поклонился (благо семья Исида
научила) и:
— 「こんにちは、美しき姫」(Konnichi wa utsukushiki hime), что значит
«Приветствую, прекрасная принцесса», — сказал он и после
почтительной паузы разогнул спину. Роза едва заметно дрогнула
шипами и приоткрылась.
На столь ничтожные мгновения, что никто, кроме профессора и
Гарри, этого не заметил, со стороны Слизерина так вообще смешки
послышались. Гарри же слегка осмелел. — Дозволено ли мне будет
говорить с вами на английском, о великолепная? — спросил он,
вкладывая всего себя в голос, интонации и чувства. Он понятия не
имел, сработает или нет, но японский он всё равно знал с пятого на
десятое. Да и не верил он, что роза слова понимает. Однако втом,
что она чувствует намеренья, спустя мгновенье убедился, роза вдруг
уменьшила шипы, замерла как будто в ожидании.