— Хорошо, Олег, я поговорю с
Моргуновым.
— Отлично.
Артур Никитин
Солнечные лучи, пробиваясь сквозь
высокие, от пола до потолка, окна, чертили золотистые
многоугольники на полу — имитацию наборного паркета, а едва
заметный запах леса, свежей листвы создавал иллюзию, что аромат
издаёт именно нагретое дерево. Кабинет свой я любил, обставил по
своему вкусу. Низкий диван, пара каплеобразных кресел из особого
наноматериала, который помнил каждый изгиб тела, поэтому лежать,
сидеть на них было невероятно удобно, словно находишься в
невесомости. Цвет менялся под настроение. Сейчас — светло-голубая
гамма, чтобы успокоить нервы. Хотя больше всего я любил оранжевый
цвет. Цвет солнца.
На стеклянной столешнице низкого
столика остывала пятая чашка крепкого кофе, источая резкий аромат.
Бутерброды аккуратной стопкой лежали на белой фарфоровой тарелке.
Нетронутые. Кусок в горло не лез.
— Смотри, Артур, вот это съёмка,
которую сделал наш спецагент. Он проник в лагерь и смог
заснять.
— Это война! — внезапно обрушился
объёмный резкий звук. — Это война! Очищающий свет! Очищающий свет!
— скандировала толпа. — Сверхновая несёт свет очищение! Очищение!
Очиститесь, братья и сестры! Очиститесь! Спаситесь от греха!
Багровые от напряжения лица — детей,
взрослых, женщин, мужчин, чёрные провалы разверстых ртов. Из
которых вырывались проклятья и призывы убить всех, кто стоит на
пути очистительного света. И всем надо принять его, спастись.
Белые, синие, красные рубашки мужчин, платья в цветочек и горошек
на женщинах.
Я подошёл ближе. Толпа словно
расступилась, обволокла меня со всех сторон. Этих людей Громов
готов был задушить своими руками. Я всматривался в лица, пытаясь
понять, что движет ими, зачем они так кричат. И каждый звук
вонзался в голову, словно раскалённый металлический штырь.
Этот человек возвышался, как валун
посреди бурлящего, горного потока. Неприметный, небольшого роста,
плотный, с округлыми плечами, немного сутулый, аккуратная стрижка
тёмных с проседью волос. За толстыми линзами очков в чёрной
анахроничной оправе — маленькие глаза неуловимого цвета. Полные
губы растянула едва заметная, но совсем не злобная, улыбка. Он
молчал, не двигался, лишь наблюдал. Но интуитивно каждый понимал —
вот он, дирижёр, лидер. Тот, ради кого эти люди пойдут даже на
казнь.