— Как?
Она захлопала ртом словно рыба, вылетевшая на берег. Агнес
нахмурилась, а мужик подскочил:
— Не играй в свои шутки. Показывай, или клянусь богом Тешем, я
снесу тебе голову прямо сейчас.
Религия, клятвы, угрозы — всё это хорошо. Значит в королевстве
очень развиты социальные структуры, и, возможно, есть даже
законодательство? Хотя бы примитивная форма, иначе зачем бы
угрожать? Снес голову да поделом. Или дело в другом? Возможно, он
боится, что я действительно из Валриха, и не хочет создавать
проблем?
— Хорошо, без шуток. Ваша невеста Контия ждет ребенка, надеюсь,
что от вас. Это легко читается по неподходящему ей платью, которое
подобрали или сшили второпях, поскольку к Агнес попасть нужно было
срочно и внезапно, а факт отсутствия платья по размеру упустили. А
другое, не именное платье, надеть, видимо, нельзя. Иначе как
объяснить эту едва заметную вышивку с именем на подолах платьев
девушек, окружающих вас. Интересно то, что вы, при беременной-то
невесте, все еще имеете какие-то виды на Агнес, на месте Контии я
бы…
— Заткнись! — взвизгнула Агнес, вскакивая со стула, — в цепи
этого выскочку! Караван остановить, а его заковать! Немедленно!
Осудим по закону позже! Прошу прощения, сир Гарден, я так и знала,
что он врет, но не ожидала такой лживой речи!
Побагровевший мужчина, который вскочил параллельно с Агнес,
держал в руках… Пистолет, мать его! Это настолько резко не
вписывалось в окружение, что я на секунду ошалел. Грудь сира
Гардена ходила ходуном от ярости.
Я заметил, что оружие из кобуры, которую он искусно спрятал,
мужик достал быстро и профессионально, а это слегка не билось с
моим планом, но все же не являлось критичным.
Дружок Зарубы быстро подскочил ко мне сзади и ударил по затылку
дубинкой. Я видел это движение и легко мог уклониться, но в этом не
было смысла. Мне нужно было оказаться среди рабов. В этом
заключался весь смысл побега, шансов на то, что я сделаю это отсюда
— с площадки, практически не было. Поэтому пришлось подыграть.
Какой-то мужик, находящийся в носу каравана, громко заорал:
— Стоять!
Я почувствовал, как махина начинает сбавлять ход, меня поволокли
куда-то к краю и взору вновь открылась упряжка рабов.
Лица людей представляли собой зеркала отчаяния и покорности. Глаза
потускнели от монотонности тяжелого труда, а губы плотно сжались,
подавляя крики боли от натертой кожи. Кожа почернела от солнца и
пыль, а одежда лохмотьями свисала с исхудавших тел. Кровь с босых
костлявых ног перемешивалась с горячим песком.